У претендента из Корпиломболо был черный чуб, меланхолично свисавший со лба, сам лоб был усеян угрями. Участник из Юносуандо все время ухмылялся, выпячивая нижнюю губу - типичная черта для представителей его округи. У чувака из Терендё был раздвоенный подбородок, к которому клонилась унылая картошина носа. Мальчик из Муодосломполо с каштановым барашком на голове беспрестанно сплевывал от волнения. Честь Паялы, как уже сказано, защищал Ряба - увалень с низким лбом и голубыми, немного косящими глазами. Кроме названных, участвовала еще пара деревенских парней. Один - тот, что из Лайнио, - бледный, с кроткими и огромными, как у оленя, очами, придававшими ему прямо-таки богобоязненный вид. Другой - из Торинена, не знал, куда девать огромные, как у лесоруба, кисти, граблями висевшие на его тоненьких, недозрелых ручках, а нос - ноздреватый, как пемза, - казалось, был весь облеплен гнусом. И, наконец, избранник Каунисваары и, стало быть, фаворит - один из лучших лыжников в поселке, тонкогубый, дюжий, что строевая сосна; в свои четырнадцать лет он успел занять одиннадцатое место на областной гонке среди взрослых, а в легких у этого молодца был такой запас воздуха, что одним выдохом он мог запросто накачать тракторное колесо. Болеть за него пришло с полдюжины земляков, которые следили за тем, чтоб все шло по правилам.

Первую баклагу в торжественной тишине откупорил Эркки, младшой брат Рябы. Невысокий, но крепко сбитый восьмиклассник, он был известен как мастер кулачного боя. При виде пенистой браги его обуяла такая жажда, что он немедля потребовал дозаявить его в качестве участника. На это ему возразили, что паяльское место уже занято. Эркки начал напирать на то, что у него якобы лопарские корни, перечислил своих предков до седьмого колена и, все больше срываясь на угрозы, стал требовать, чтобы Ряба подтвердил их родословную. В конце концов нашли компромисс. Эркки будет представлять лесных саамов из Саттаярви, а обносить участников вместо него будем мы с Ниилой.

Не теряя времени даром, мы начали разливать брагу. Я лил из баклаги, Ниила раздавал кружки. Все молниеносно выпили в полной тишине. Второй заход последовал незамедлительно. Жадное бульканье и хлюпанье. Кружка номер три. Осушили и третью, после чего взяли передышку, чтоб отрыгнуть и заложить за губу табачку. Всяк косился на соседа и ворчал, что-де такой жиденькой мочи еще пойти поискать, да у нас дома такое пойло младенцы из бутылочки сосут. Тогда болельщики и прочие наблюдатели пожелали отведать, так ли это, и отведали. Попробовал и я, отхлебнул целый глоток - мне словно сырую картошину забили в горло. Брага отдавала дрожжами и была чертовски крепка на вкус.

Тут народ нетерпеливо закричал, чтоб я ненароком не забыл о своих обязанностях в этой долине скорби, и я достал и откупорил следующую баклагу. Справедливости ради я старался наливать всем поровну, а Ниила следил, чтоб не жульничали. Веселье росло на глазах. Еще чуть-чуть, и народ стал оживленно калякать на турнедальском. Более всех разошелся Эркки - он ведь стал участником с милостивого позволения остальных, - вот он и принялся благодарить всех, поочередно жал руку каждому, пока Ряба не приказал ему заткнуться, а то сосредоточиться невозможно.

Как это обыкновенно бывает, хмель принес с собой самые неожиданные метаморфозы. Представитель Корпиломболо расцвел ясным солнышком и принялся отгружать скабрезные анекдоты о молодых училках. У юносуандца на лбу образовалась угрюмая складка - пошли рассказы о тридцатых годах, о том, сколько тогда в соседних деревнях было нацистов; участник из Терендё не сразу понял, на что ему намекают, а когда понял, стал с вызовом перечислять, сколько придурков живет в Юносуандо. Агнец из Лайнио, вмиг позабыв и кротость, и благонравие, предложил срезаться в покер по кроне на кон. Каунисваарец ехидно осведомился, с каких это пор лестадианцы из Лайнио играют в азартные игры. Муодослополец, состроив таинственную гримасу, поведал, что в его роду якобы не обошлось без французских королей, которые в восемнадцатом веке инкогнито посещали эти места. Участник из Торинена возразил на это, что, по его сведениям, Муодосломполо знаменито скорее своими кровавыми распрями и поголовным кровосмешением. Ряба в очередной раз велел им заткнуться - все тут же принялись хаять паяльских мажоров и всю эту модную белиберду насчет укрупнения районов, из-за которой некоторые 'городские' невесть чего о себе возомнили.

Выпили еще по две кружки - страсти накалились. Правда, в доводах осталось мало логики и еще меньше членораздельности. Единственным, кто сохранял веселость духа, был участник из Корпиломболо. Он вдруг встал, попросил душевно извинить его за то, что выходит из игры, но ему вдруг стало невтерпеж - нет ли у нас в Паяле какой-нибудь подходящей телки без предрассудков? Эркки в подробностях нарисовал ему, как пройти к нашей престарелой математичке и, хитро подмигнув, пожелал счастливчику доброй охоты. Остальные решили, что неплохо бы схлестнуться, но для начала надо сходить до ветра и как следует разозлиться. Однако, опорожнившись, все вдруг стали мучиться столь нестерпимой жаждой, что нам с Ниилой пришлось срочно принимать меры.

Веки наползали на глаза. Языки набухали во рту. Бражные бздюхи наполняли комнату прокисшим болотным газом. Юносуандо и Терендё обменялись вялыми зуботычинами, упали друг другу в объятья да так и отключились. Муодосломполец при виде этой сцены дико заржал, потом схватил пустое ведро и блеванул. После чего громогласно потребовал продолжения чемпионата, но стал клевать носом и уснул. Каунисваарец презрительно хмыкнул - мол, ох уж мне эти новостройки.

Два новых захода. Участник из Лайнио не мог поверить, что до сих пор держится - ведь у него в роду все глубоко верующие, да и сам он пьет без году неделя, так что и во вкус не успел войти. Представитель Торинена, полагаясь на свою наследственность, начал считать всех пьяниц, которые были в его роду - успел насчитать пару дюжин, однако спекся, повалился на бок и остался недвижим.

Ниила втащил новую баклагу. Ряба и каунисваарец зыркнули друг на дружку словно два измочаленных боксера и выпили единым духом. Оставался еще участник из Лайнио да Эркки, который не тяготился соперничеством и, по-прежнему, пил больше из удовольствия. Ряба наполовину утратил способность говорить - из его уст теперь доносились только гласные. У каунисваарца в свою очередь возникли проблемы со зрением - пришлось ему прикрывать один глаз, а то он все не мог нащупать кружку. При этом он не преминул воспользоваться своим словесным превосходством и, издевательски, почти без запинки затянул песню паяльских забастовщиков. Тогда лестадианец из Лайнио посоветовал всем коммунистам катиться колбаской в их любимые сибирские снега и стал утверждать, что Ленин состоял в интимной близости со Сталиным и что Маркс наверняка бы присоединился к дружкам, не околей он к тому времени. И снова изумился, как клево, оказывается, грешить - давно бы уж начал, кабы знать заранее. После этого, на радостях, покойно прильнул затылком к стене и уснул, не помолясь на сон грядущий.

Болельщики, чуя скорую развязку, стали орать речевки. Трое каунисваарцев вышли из семей дорожных забастовщиков и сталинистов. Они помалкивали, пока были трезвые, а когда набрались, закричали, что коммунистическое пьянство закаляет мятежный дух и укрепляет аргументы и что такие веселые гулянки, какие бывают на сходках Красной молодежи, еще пойти поискать. За паяльских болели двое, один из Наурисахо, другой из Паскаянкки; оба объявили себя социал-демократами, после чего обстановка заметно накалилась. Пока Ряба с каунисваарцем уговаривали очередную кружку, каунисваарские болельщики стали грозить социал-демократам расправой: как заведено, сначала в ход пошли сочные турнедальские сравнения, потом прямой текст, потом угрожающие жесты и вызывающие взгляды. Пара ударов революционным молотом по башке, и социал-фашисты будут писать кровушкой. Паяльцы в свою очередь едко поинтересовались, каких таких подвигов для местной истории насовершали коммунисты окромя того, что разгрохали автобус в Кенгисе да научились размахивать револьверами по лесным избушкам. Каунисваарцы заорали, что язык, прилипший к жопе начальства, и не такое может смолоть, а в рабочих та же сила, что и прежде. В последний момент между противниками вырос Эркки - заплетающимся языком, но не без ехидства он заявил, что давно сочувствует коммунистам, но и сходки Орлят ему по душе, особенно, когда там угощают соком и пирожными - вот, мол, и не может никак определиться в политике. Обе дружины тут же принялись обрабатывать его, а я тем временем снова наполнил кружки.

Ряба сидел, прислонившись к стене, чтоб не упасть. У каунисваарца мало того, что уже и в одном глазу двоилось, так еще и веко перестало слушаться - пришлось его придерживать пальцем. Оба претендента притихли. Уже прошла всякая боль - ядовитая жидкость ныне сеяла лишь смерть и разрушение. Рука каунисваарца тяжко рухнула, веко снова упало. Все резко смолкли. Ну уж теперь-то, подумали мы, кончено, но лыжник вдруг громко сказал, что у него отнялась рука, и ему должен кто-нибудь помочь. Тогда кто-то из болельщиков поднес кружку к его губам и опрокинул ее во тьму. Ряба же к тому времени оглох окончательно и не отзывался, однако язык жестов воспринимал. Он без посторонней помощи поднял кружку, но глотать уже не мог - пришлось ему лить потихоньку, и брага, булькая, сама потекла в глотку. Я предложил

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату