— Да, конечно, — прошептал Марек, удивленный тем, что человек с птичьей физиономией знает его имя. Впрочем, он тут же сообразил, что все тетради в ранце были надписаны. Стало быть, и удивляться нечему.
Вац посмотрел на Марека исподлобья и сунул ему ранец так, точно собирался дагь хорошего тумака.
— Проверь, Марек, все ли на месте, — сказал человек.
Марек заглянул в ранец. Все было в порядке, даже самая большая ценность — марка нового негритянского государства Ганы — спокойно лежала на своем месте, в конверте.
— Спасибо, — улыбнулся Марек, — вы меня так выручили. Возьмите, пожалуйста, ранец вашего сына.
Старик взял ранец и, не заглядывая в него, пожал Мареку руку.
— Еще раз просим прощения: эти ранцы очень похожи…
— Да, они совершенно одинаковые. Наверное, с одной фабрики.
Марек был так обрадован, что улыбнулся даже этому отвратительному мальчишке, но у того по- прежнему была злая рожа.
Впрочем, это нисколько не испортило Мареку настроения, и он возвращался домой, весело размахивая ранцем. Кто бы мог подумать, что все кончится благополучно. Видно, пану Фанфаре этот взлом и в самом деле только померещился. Недаром же говорят, что у артистов богатое воображение. Никакого взлома не было. А если и был, он не имел никакого отношения к ранцу. С раннем все в порядке, и ничего не пропало. Приходят же иногда дурацкие мысли в голову! Это все из-за того, что у него совесть была нечиста. Но тут ему снова вспомнился перчила с лошадиной физиономией. Почему он гнался за ним? Почему установил слежку? А что, если это он забрался в комнату и пан Фанфара увидел, как он выпрыгнул в окно? Жаль, что Марек не рассказал об этом старику с птичьим лицом. Может, он что-нибудь объяснил бы? Может, он знаком с Очкариком? И про взлом нужно было рассказать. Интересно, как бы он отнесся ко всему этому?
Mарек оглянулся, но старика уже след простыл.
После обеда Марек обо всем рассказал Чесеку. От Чесека у него никогда не было тайн. Рассказал и, пожалуй, хорошо сделал. Сразу стало легче на душе. Чесек справедливо рассудил, что незачем принимать все это близко к сердцу. Это, мол, всё нервы. Под конец учебного года всегда нервы не в порядке… Он сам готов из мухи сделать слона. «Нервное переутомление», — сказал Чесек. И взял с собой Марека в Млоцины. Там один пижон продавал но дешевке спиртовку, а Марек и Чесек собирались во время каникул совершить велосипедную экспедицию на Мазурские озера, причем не как-нибудь, а совершенно самостоятельно. Такая спиртовка им бы очень пригодилась.
Они вернулись из Млоцин уже под вечер и, как обычно, расстались у дома Чесека — он жил ближе. На прощание условились, что завтра Марек раздобудет у тети Доры денатурат для спиртовки. У тети Доры спирт имелся в большом количестве, она постоянно употребляла его для дезинфекции.
— Смотри, не забудь! — крикнул вслед ему Чесек.
— Есть! — ответил Марек и исчез за поворотом.
Был уже девятый час, а в доме Пегусов все еще поджидали Марека к ужину. Пани Пегусова беспокойно выглядывала в окно, а пан Пегус расхаживал взад и вперед по комнате, нервно потирая руки.
— Так и есть, мальчишка что-то скрывает. Должно быть, вчера опять набедокурил.
— Целый день у него было какое-то странное выражение лица, — заметила пани Пегусова.
— Голову даю на отсечение, что вчера он убежал с урока. Всегда так. Что-нибудь натворит, а потом рассказывает свои невероятные истории. А куда он поехал?
— У них какие-то свои тайны. Сразу же после обеда отправился на велосипеде к Чесеку, и вот до сих пор его нет. Где он теперь?
— Да, попал в дурную компанию, — сказал пан Пегус, — Пока ты была в санатории, он страшно распустился! Помнишь, как он разбил вдребезги люстру, раздавил виолончель пана Фанфары…
— Развел в квартире блох, — вздохнула пани Пегусова. — А его выходки в школе в день именин пани Окулусовой? Какой это был позор!
— Лучше не вспоминай, дорогая, это было так ужасно!
— И все Чесек его подговаривает. Теперь они помешались на велосипедах. Бог знает, куда они поехали, — вздохнула пани Пегусова.
— Сейчас везде опасно. Всюду эти стройки, грузовики… автобусы, — добавил пан Пегус.
— И сумасшедшие мотоциклисты.
Так толковали между собой родители Марека; однако никто из них всерьез не думал, что с сыном что-нибудь случилось. В конце концов сели ужинать, потому что голодный Алек то и дело заглядывал в кухню, а девочки слонялись, как сонные мухи. Того и гляди, уснут за столом.
Молча поужинав, все тут же вышли из-за стола. Алек отправился к себе, девочки ушли в спальню. Отец уткнулся в газету, пробуя читать.
Но, когда пробило десять, всем стало невтерпеж. Отец отложил газету. Мать прервала мытье посуды.
— Нет, больше не могу! — воскликнула она. — В это время он всегда уже был дома. Тимотеуш, ты должен что-то предпринять.
— Пойду-ка я к Чесеку, — решил отец.
Он надел шляпу и отправился на Дождливую улицу, где жил Чесек.
Увидев пана Пегуса, Чесек удивленно вытаращил глаза:
— Что случилось?
— Марек еще не вернулся.
— Не вернулся? Не может быть!
— Не знаешь, что с ним могло случиться?
— Не знаю…
— Ведь вы вместе поехали на велосипедах.
— Мы были в Млоцинах, но…
— Когда вы вернулись?
— В восемь, самое позднее в пять минут девятого.
— Ты смотрел на часы?
— Нет, но, когда я пришел домой, по радио как раз передавали последние известия.
— Где вы расстались?
— Около моего дома. Я видел, как он поехал к себе домой.
— И после этого ты его не видел?
— НЕТ.
Ни о чем больше не расспрашивая, пан Пегус отправился в милицию.
— Не волнуйтесь, — сказал дежурный. — Мальчишка, конечно, найдется — это спокойный район.
Но что с ним могло случиться, почему его до сих пор нет?
— Где-нибудь развлекается. Родители часто плохо знают, чем заняты их дети. Наверное, встретил какого-нибудь товарища и поехал к нему.
— Обычно он никогда этого не делал…
— Это еще ни о чем не говорит. Когда-нибудь же он должен был это сделать.
— Должен?
— Ну, с каждым мальчишкой рано или поздно случается что-нибудь, чего от него никто не ожидает. К тому же вы говорили, что он попал в плохую компанию.
— Так мы предполагаем.
— Стало быть, нечего удивляться, если он разок вернется домой попозже. У родителей бывают огорчения и похуже.
— Ну… а вдруг несчастный случай? — волновался пан Пегус.
— Сомневаюсь. О всех несчастных случаях нам сообщают. Пока никаких сведений не поступало.
