Демон Эльдорадо

– Я не понимаю другого – как смеет сапана Таури восстать против своих небесных родичей?

– Я же тебе объясняю, – стал сердиться Унако, – Таури – сын Солнца, а Энки? Кто он такой, даже если у него есть летающий дом и Посох смерти? К тому же никто толком и не видел, как его дом летает, а Посох разит. Так, слухи! Подумай, зачем бы истинным богам потребовалось плодить от земных женщин детей? Им достаточно было бы смешать воду с кровью, и дитя готово! Вот и получается, что они не боги вовсе! Ну ладно, не настоящие боги, тут я загнул… А ты представь только, что будет, когда в тысяче простых семей появится небесный младенец, да еще и с бородой?

Кетук ужаснулся – перед глазами возник образ Арики, из чрева которой вылезает маленькое бородатое существо с крошечным Посохом. Молодой солдат нервно рассмеялся. Последний довод Унако словно низвел богов до уровня ярмарочных шутов, изображающих какое-нибудь жалкое животное вроде головастика. Даже их божественные атрибуты власти и многоногие помощники перестали казаться чем-то непостижимым.

– Вот-вот, – ухмыляясь, продолжал Унако. – Что будет с головой женщины, у которой родится такой ребенок? «Я мать бога! Я мать бога!» – чуть не из каждого двора будут кричать. А сын Солнца тогда как, не бог вовсе? Смута, воровство, неуважение к святыням… Беда случится с аймара, братец. Со всех сторон на нас навалятся, не посмотрят, что боги в Тайпикала гостили.

– Я не знаю, зачем ты говоришь мне это! – вскричал в растерянности Кетук. Он вскочил и обвиняюще выставил в сторону старого солдата копье, словно желая, чтобы тот поскорее уносил ноги. – Ты сражался со мной за перевалом, я ничего не скажу десятнику. Уходи, друг, я всего лишь простой воин и не могу говорить о великих, потому что это не мое дело.

– Именно твое, – сурово отрезал Унако и тоже встал.

Как видно, несуществующая ступня отозвалась в нем болью, потому что он поморщился и схватился за тонкий ствол деревца.

– Я не хочу.

– Помоги нам, Кетук! Ты можешь вернуть себе Арику и стать десятником, так сказал сапана Таури.

– Почему я должен тебе верить?

– Ты этого хочешь!

Молодой воин прислушался к собственным мыслям и чувствам, но ничего, кроме растерянности и страха, не уловил. И еще была боль, но за последние дни он притерпелся к ней и почти не замечал.

– Зачинщика смуты ждет куда более суровое наказание, чем ее участника, – добавил Унако, уловив колебания Кетука. – А я не боюсь наказания, потому что его не последует. Ты и сам это видишь. Разве я когда-нибудь желал смерти на алтаре? Поверь мне, брат.

– Не знаю…

– Я хочу рассказать тебе еще одну вещь. Ты не поверишь, но это правда. Слышал о калеках, которых Энки приглашает к себе в город для исцеления и службы? Будто бы они потом проводят дни в радости и довольстве.

– А что? Конечно, слышал. Только не говори мне, что они томятся в темнице богов!

– Хуже, намного хуже. Один из воинов случайно подглядел, когда привел этих несчастных на холм, и узнал, что там с ними происходит. Должен узнать и ты. Так вот, безголовые божки окружают их и убивают лапами, потом разрезают на части и засовывают к себе в животы. И уносят под землю!

– Не может быть, – выдохнул Кетук.

– Это правда, брат.

Но почему, почему боги избегают принимать жертвы открыто, во время всеобщего праздника? Кетук был в полной растерянности. Он нимало не сомневался в праве богов на жертву – это человек может, хоть и с трудом, забрать у земли ее плоды и прокормиться. Богу же только и остается, что питаться кровью и плотью человеческой. Он не станет, не по чину ему пахать землю или охотиться с дротиком на горную козу. Недаром же Творец создал род людской! Дети его вправе взять свое и напитать тела соками жизни…

– Зачем? – пробормотал Кетук в растерянности. – Зачем им таиться в темноте, доверяя ритуал помощникам? Они могут прийти на площадь и потребовать столько жертв, сколько пожелают…

– И я о том же, – удовлетворенно кивнул Унако. – Теперь ты видишь, что это ложные боги?

– Да. – Словно омут с холодной водой распростер объятия, готовясь принять в себя заговорщика. – Как я могу помочь вам?

– Слушай меня внимательно. – Унако приблизился вплотную к молодому солдату и заговорил намного тише, почти шепотом: – Завтра наших девушек поведут на холм, в город богов. Но мы знаем, что обрюхатят их не сразу, только после «очищающего» ритуала. – Унако презрительно фыркнул, а Кетук стиснул кулаки от всколыхнувшейся в груди ненависти. – Он займет не один день. Пока этот ритуал не будет проведен над девушкой, ее не сделают матерью. Энки сказал, что раньше чем через неделю ждать их обратно не стоит…

– И что? Мы нападем на город богов?

– Точно. Но не сразу, брат, не сразу… У нас пока нет достаточных сил. Чтобы они появились, тебе надо будет в свой следующий обход, вечером… Подстеречь на тропе мелкого многонога и отнять у него резак.

– Что? Как это? Это же безголовый бог, он просто убьет меня!

– Не убьет, у него нет оружия, – заверил Кетука бывший пращник. – Подбей ему ногу камнем и останови! Он захромает… Мне ли объяснять, как ты должен захватить резак? Ты солдат и владеешь всем нашим оружием, его хватит для того, чтобы справиться с многоногом.

– Мне придется убить его?

Сама тема разговора была безумной, так что солдат даже не задумался над тем, что его вопрос звучит не только кощунственно, но и бессмысленно. Впрочем, еще шестицу назад он бы и представить не смог, что будет планировать отъем оружия богов у их безголового помощника.

– Вряд ли это разумно… Боги сразу заметят пропажу многонога, а вот про резак могут и не вспомнить. Наверняка на холме их великое множество. Но мы возьмем их потом, в подходящий момент. А как возьмешь резак, спрячь его здесь, чтобы только никто случайно не нашел, и скажи об этом мне.

Унако осмотрелся, прищуриваясь на низкое Солнце. Запал спора слетел с него, а лицо устало осунулось – видно, разговор отнял у калеки много душевных сил. Затем он ободряюще похлопал Кетука по плечу и скрылся за деревьями, взвалив на спину худую вязанку хвороста.

Служанка плавно опустила перед Аталаем расписанный клыкастыми мордами кувшин и отступила. Из сосуда пахнуло терпким духом чичи с примесью чего-то острого, необычного. Верховный жрец пригубил свежий напиток и почувствовал на языке крошечные комочки, рассыпающиеся от самого слабого прикуса.

Они густо плавали на поверхности пива и толстым слоем покрывали дно сосуда.

– Безумные семена с побережья, – пояснил разморенный Таури, заметив интерес Аталая.

– Зачем? – спросил тот.

Но опять поднял кувшин и отпил напитка сумасшедших – так называли его во дворце за непредсказуемое влияние на разум человека. Сегодняшняя ночь обещала стать длинной, скрасить ее необычными видениями не помешает.

Весь первый этаж дворца освободили от скамей, статуй и всего остального, что мешало бы смотру городских дев. Трудно сказать, что побудило сапану позвать их во дворец, но все двести девушек одна за другой старались показать придворным, чем именно они могут пленить богов. Настоящих красавиц среди них было не так много, но юность и чистота с лихвой восполняли физическую непривлекательность.

Здоровое сердце Аталая просто таяло от такого обилия симпатичных девчонок.

Не отставали от дев и придворные поэты, музыканты и мимы. Они выступали по очереди, наверняка досадуя на то, что внимание высших лиц страны приковано не к ним, а к простым девушкам, даже не воспитанницам Храма.

Впрочем, скоро лица дев уже походили одно на другое, и Аталаю стало лень даже поднимать взгляд выше их открытых грудей. В голове, перекатываясь из уха в ухо, звучали народные гимны и храмовые песни,