пять назад. Своего приятеля я ждал все эти дни, и сегодняшний должен был быть последним. Но вот и двенадцатичасовой поезд пришёл, а Юрия всё не было. Дорогу сюда он знал не хуже меня, и беспокоился я только об одном: чтобы вместо Купанского он не оказался, скажем, в Кандалакше или в Коктебеле, от него это можно было ожидать.
— А вот и я! — сказал Юрий, входя в комнату и сбрасывая рюкзак. — А почему ты не на работе? Я решил, что ты уже на Дикариху перебрался: на раскопе никого нет, стенки почти все присыпаны… Где же остальные?
Вместо того чтобы ехать на поезде, Юрий, по старой памяти, как это делали мы раньше, приезжая на рыбалку, отправился по берегу пешком, поскольку мотовоза, как он объяснил мне, нужно было ждать около получаса. Поэтому он шагал по шпалам, по береговым стоянкам, попутно залезая в озеро, и вместо двенадцати часов прибыл в четыре. Всё это он объяснил, распаковывая свой рюкзак и выкладывая вещи, которые я заказал ему в письме.
— А ружье привёз?
— Ружье привёз. И продукты тоже. Писем тебе нет. А кормить будешь?
— Кормить буду. У тебя ведь, как всегда, ни ложки, ни миски, ни кружки?
— Ну, ты это брось! Я сам их заворачивал в газету…
Юра копается в рюкзаке. Появляются круглые батарейки для фонаря, два пузырька диметилфталата, маски, ласты и трубки, шерстяные носки, одеяло, бутылка с подсолнечным маслом, которое в изобилии имеется в здешних магазинах, пачки сахара, кофе…
— Странно… Ведь сам клал в рюкзак!
Не было такого, чтобы Юрий взял с собой миску и кружку. Всё что угодно, только не это!
Пока разогреваются уха и макароны, оставшиеся после обеда, мы идём на реку: Юра — ещё раз умыться, я — с ружьём. Михаил сидит на берегу синий, завернувшись в мохнатое полотенце, и, клацая зубами, пытается что-то объяснить Славе, который, взбивая воду ластами, периодически исчезает в яме. При виде подводного ружья Михаил вскакивает, почти вырывает его у меня из рук и начинает отчаянно кричать приятелю, чтобы тот отдал ему маску и ласты.
— Это тоже твой? — спрашивает Юрий, который знаком по прежним экспедициям только со Славой.
— Ну ч-что, п-приехал? Здорово! — Слава вылезает из воды и, дрожа, стягивает с себя маску. — А м- мы уже на Ди-дикарихе были!
Михаил плюхается в воду, краем уха схватив, как надо заряжать ружье. Берегитесь теперь, язи!
— А что, есть рыба? — спрашивает Юрий.
— Во! — разводит руками Слава. — И даже больше! Я сейчас щуку видел. Под самыми корягами. Ещё маска есть?
— Есть. Только я сам посмотрю сначала…
Но Слава, подпрыгивая, чтобы согреться, уже мчится к дому.
— Проворные ребята, — говорит Юра, намыливая голову.
Над рекой разносится торжествующий вопль. От неожиданности Юрий выпускает из рук мыло, и оно, бледнея, медленно уплывает на дно.
Михаил, совершенно ошалевший от восторга, отплёвываясь и взмучивая воду, потрясает гарпуном с трепещущим на нём подъязком. Вернувшийся с маской Слава ещё больше синеет — на этот раз от зависти.
51
Страсть забирает человека быстро и прочно. Открытый ребятами совсем недавно подводный мир с появлением ружья словно приобрёл новую ценность и обширность. Время исчисляется «от воды до воды». Если по утрам мы просто купались, то теперь вопрос, кто встанет раньше, стал вопросом личного соперничества: первый вставший завладевает ружьём.
Утром вода тиха и прозрачна. Её ещё не перемешали моторы, за ночь осела муть, и рыбы разбредаются по подводным лугам на кормёжку.
В яме под корягами затонувших кустов притаились язи.
Утром солнце высвечивает яму до дна. Медленно, стараясь не шуметь, подплываешь к холодной серовато-зелёной глубине, откуда словно чёрные кораллы поднимаются сучья затопленных кустов. Сгибаешься пополам, выбрасываешь в воздух ноги и стремительно пикируешь на дно. Под коряги нужно подбираться снизу. Вначале нас пугало это чёрное неподвижное кружево, когда кажется, одно лишь неверное движение — и сучья схватят тебя, вцепятся в ласты, и ты будешь, задыхаясь, барахтаться в подводном плену…
Страх прошёл после первых погружений. Яма стала привычной и обжитой. Мы узнали ходы и выходы, знаем, где и как надо повернуться, и, поднимаясь, слушаем, как ломаются под водой чёрные веточки с лёгким льдистым звоном.
На завтрак у нас снова появляются жареные язи.
Днём, в перерыве между работой, мы берём лодку и отправляемся вверх по реке, за Польцо. Здесь среди зелёных коридоров с жёлтым песчаным дном, где вспыхивают в иле обломки раковин, и колышущимися стенами, сотканными из зелёных нитей водорослей, мы ищем щук.
Чем меньше рыбёшка, тем она храбрее и любопытнее. Пескари, щурята, плотничья и окуневая мелюзга, юркие серебряные брызги верхоплавок — все они толкутся перед тобой, лезут к маске, щекочут ухо, и, даже размахивая руками, не сразу удаётся их отпугнуть. Они словно знают, что при таких размерах на них не позарится ни один подводный хищник, притом огромный. Уклея — та держится осторожно, обходит стороной, как, впрочем, и плотва, пытающаяся сохранить между собой и пловцом известную дистанцию. Обходной маневр, неторопливая ретирада за куст, в яму, под затопленное дерево — вот арсенал уловок окуней. Язи бросаются от охотника стремглав, и поразить их можно только при молниеносном пикировании сверху, как это удаётся нам делать на яме перед домом.
Поэтому самой благодатной добычей оказывались щуки, ни одним движением не выдающие своего присутствия и подпускающие охотника на верный выстрел, если только он успевал его сделать.
Щук не сразу удавалось распознать в тёмных, толстых обрубках, висящих над дном среди зарослей, и, лишь уловив устремлённый на меня жёлтый тусклый глаз, я спохватывался, поднимал ружье, но щуки и след простыл… Зато с какой гордостью, с каким объяснимым тщеславием, выйдя победителем из такой борьбы, можно было подплыть к лодке и, не снимая маски, небрежным движением швырнуть на дно добычу!
И сейчас, когда мы с Юрием стаскиваем в лодку снаряжение, готовясь к поездке на Сомино, по- моему, Михаил колеблется: не поехать ли с нами, оставив Славу одного идти в Хмельники?
Дело в том, что ружье берём мы.
52
