Он горячился, размахивал руками, бледное лицо окрасилось слабым румянцем. За последние два месяца выглядеть он в самом деле стал не только изящнее, что нам с его изящества, но и помолодел, поздоровел, двигается быстрее, энергичнее, а главное, пашет, как вол, как два молодых вола.
Я наконец поинтересовался коварно:
– Иван Данилович, а чего ж вы так против очистки нашего общества? Ведь это тоже организм. И после очистки заживет лучше, станет здоровее.
Вертинский резко обернулся, подпрыгнул, словно я над самым ухом сказал громко «Гав!», поперхнулся, сказал совсем жалким голосом:
– Ну что вы так подкрадываетесь? Я ж так заикой стану! Я не против оздоровления, Бравлин… Я против оздоровления варварскими методами.
– А как будто вам не говорили, – сказал я вкрадчиво, – что вы поступаете варварски по отношению к организму? Нет чтобы сесть на диету и цивилизованно худеть по сто грамм в месяц! Признайтесь, говорили? И родня, и друзья, и даже медики?
Вертинский насупился, но на него смотрели со всех сторон, он пробурчал:
– Ну, знаете ли… Не все ваши аналогии так и аналогичны. Так вообще черт-те до чего можно доаналогизироваться! Мой организм – это мой организм, что хочу, то и вытворяю! А общество – это совокупление… совокупность других организмов. Чужих. Я не имею права ими вот так, как своим.
– Почему? – спросил я. – Нас для того и выбрали на вершину власти. Чистку проводить надо. Вы вчера жаловались, что на беззаконие нельзя отвечать беззаконием? Хорошо, применяйте законы, но только трактуйте старые статьи правильно. Прежнее законодательство можно применять сразу по двум статьям: старое гражданское или уголовное и статья о терроризме или борьбе с государством, ибо карманник не только ворует кошелек у доверчивой старушки, но и наносит ущерб государству, его авторитету, его способности защитить граждан, его авторитету на международной арене…
– Ого!
– Так что, – закончил я, игнорируя иронию, – можно даже с нашим марсианским законодательством давать преступникам те сроки, которые устроят общественность.
Волуев хмыкнул:
– Два месяца по уголовному и пять лет по обвинению в терроризме?
– А лучше семь, – посоветовал я мягко.
– Круто, – сказал он с явным удовлетворением. Однако не удержался, во всех нас сидит этот проклятый рефлекс уесть собеседника: – Помнится, при Гитлере была полностью искоренена преступность. Да и при Сталине…
Я поморщился:
– Знаете ли… От того, что Гитлер и Сталин носили брюки, я не стану ходить без штанов. Мне по фигу, с кем и в чем совпадают мои слова и поступки. Другой мир, другое время. А вы со своими штучками…
– Да-да, простите, это так, привычное…
– Сдерживайтесь, – сказал я полушутливо. – Сдерживайтесь, Антон Гаспарович. Выдавливайте из себя демократа. А то, чувствую, начнете старую песню демократов: нельзя казнить убийц, потому что потом очередь дойдет до грабителей, нельзя казнить грабителей, потому что следующими будут карманники, нельзя казнить карманников, потому что очередь дойдет до евреев…
Он удивился:
– А евреи при чем?
– А они при всем, – ответил я. – Разве не заметили, что в подобных случаях их обязательно приплетут?
Он поморщился, но, встретившись со мной взглядом, улыбнулся с неловкостью и кивнул.
Я наконец добрался до своего кабинета, однако мысль пошла по указанному пути, начала сразу же ветвиться, как дерево в степи. С евреями случилось то же самое, что и с США. Пока существовал СССР, мы дружно его ненавидели и желали рассыпаться, а его основному противнику, США, желали поскорее победы, чтобы себе, значит, полной свободы и безоговорочной демократии. Не знаю, что такое безоговорочной, но звучит красиво. Но вот получили ее по самые ноздри, а когда волна, то хлебаем больше, чем можем проглотить. И теперь дружно всем миром ненавидим США. Уже не только бывший СССР, что теперь называется Россией, но и недавние союзники США ненавидят их всеми фибрами. За то, понятно, что сильнее. Сильных никто не любит, именно за это и СССР не любили, а вовсе не за строительство коммунизма.
С упразднением СССР евреи обрели добавочную мощь, которая им только повредила. И без того ее им хватало больше некуда, а теперь так и вовсе страх перед всемирным еврейством настолько велик, что каждый деятель или тот, кто хотел бы им стать… да что там деятель, даже простенький инженерик, который ни на что не претендует, и тот дюжину раз упомянет где-нибудь в Интернете, откуда проще всего черпать данные для досье, что в его генотипе намешаны линии русского, поляка, немца, тут можно подставлять любую нацию, но обязательно – заметьте! – такой человечек упомянет и еврейскую линию. И хотя проверить и проследить практически невозможно, это где-то со стороны многочисленных дедушек или прадедушек, а они тоже могли быть Ивановыми, но таким образом человечек дает сигнал всем: я по происхождению не могу быть фашистом, нацистом или антисемитом, не трогайте меня, я – божья коровка, премудрый пескарь, я человек мирный, и душой и мыслями я где-то с вами, я ж тоже этот… общечеловек, во!
Но те, которые не общечеловеки, а бунтари по рождению, которые еще совсем недавно бросались евреев защищать и громче всех говорили, что если сегодня резать дебилов и цыган, завтра – румын, послезавтра – евреев, то потом дойдет очередь и до нас, русских интеллигентов, сегодня умолкли в сомнениях, для русского интеллигента сила – уму могила, если сильный, значит – враг, а сейчас в мире нет никого сильнее евреев…
США уже не спасти, да их и спасать не из-за чего, нет у них действительно ничего стоящего, чего нет лучше и чище в Европе, но бросить в ту же мясорубку и евреев – потеря будет слишком велика. Ведь на самом деле евреи вовсе не та жирная плесень, что во всех странах захватила финансовые потоки, все
