Рудокоповский Пистон вышел парой минут позже. Он говорил, стоя недалеко от входа в кафе, и Липа, проходя мимо него, разобрал слова, смысл которых был бы непонятен случайному прохожему, но совершенно прозрачен для него.
Липа медленно спустился по лестнице и остановился у входа, прислушиваясь к разговору.
— …обмениваются бумагами… их двое… да… или продает… да люди же вокруг, — доносилось из снежного сумрака.
Пистон был возбужден, он говорил резко, громко, и от этого Липа тоже начал нервничать. Он понял, что разумные советы, только что полученные им от командира, уже можно забыть, а звонить еще раз времени нет. Появление конкурентов стало неприятной неожиданностью, и у него оставалось только одно преимущество: он знал о них, но они пока не догадывались о нем. Он выигрывал темп и обязан был это использовать.
— Доложил? — встретил его напарник.
— Слушай меня. Мы тут не одни. Видишь парня? — Липа указал взглядом на Рыбу.
— Вижу.
— Второй вышел, но сейчас придет. Это рудокоповские.
— Опа…
— Задача — не отдать им бумажки. Они о нас не знают, поэтому, пока второй не вернулся, я все забираю и ухожу. Ты держишь этого, а потом прикрываешь меня. Все ясно?
— Да.
— Пошел.
Понты взял пустую пачку из-под сигарет и подошел к Рыбе.
— Братан, не будет закурить? — спросил он, растерянно разглядывая пустую упаковку. — Наши кончились.
Рыба достал свои, но когда протянул их Понтам, на него уже был нацелен ствол.
— Благодарю, — поблагодарил его вежливый Понты. — Так и сиди. Руку не опускай, вторую держи на столе.
В это время Липа заканчивал беседу с Бориком и Регаме. Их разговор тоже прошел в лапидарном стиле и продлился недолго. Не прошло и полминуты, как все бумаги, лежавшие на столе, включая чистые и использованные салфетки, были в кармане Липы.
— Всем спасибо, мы сейчас уходим. Провожать не надо, — попрощался Липа.
На этих словах, отряхивая снег с куртки, в зал вошел Пистон. Он увидел два ствола, один из которых был нацелен на него. Липа и Понты стояли посреди зала. Липа присматривал за сидящими и уже начал двигаться к выходу, а Понты легким движением пистолета показывал Пистону, куда он должен пройти и где ему следует сесть. Потерянный Пистон вполне мирно повиновался направляющему движению ствола. Все шло к спокойной развязке.
Это гармоничное и почти бесстрастное перемещение фигур от столика к столику напоминало работу механизма, но лишь до того момента, когда в зал вошла официантка с подносом в руках. Она несла борщ, графинчик с водкой, за графином можно было разглядеть какое-то мясо и горячие овощи, аппетитно выложенные на большом блюде. Все это сочное великолепие с грохотом и звоном обрушилось на каменный пол, едва лишь официантка увидела пистолеты в руках двух мужиков, выходивших из зала.
Наверное, официантке следовало немедленно закричать, потому что Пистон, подчинившись инстинкту использовать неожиданные повороты ситуации в свою пользу, немедленно, едва не сбив официантку, бросился в ноги Понтам, свалил того и попытался разбить ему голову рукояткой своего пистолета. Липа попытался пнуть Пистона по печени, но удар не вышел.
Выстрел в небольшом замкнутом пространстве оглушил всех. Липа и Понты, Пистон и Рыба тут же вскочили на ноги и на долю секунды замерли посреди зала.
Стрелял кто-то из них, но времени выяснять, кто же именно, не было. Быстро, тихо, по одному они ушли из «Ольжиного», и их джипы тут же сорвались с мест, чтобы скрыться в черной снежной ночи.
В «Ольжином» все замерло. В наступившей тишине Регаме вдруг подумал, что если Господь, даровавший когда-то людям Слово, вдруг решил лишить их этого дара, то Он выбрал самый подходящий момент.
Тишина перерастала в глухую, сковывающую немоту и становилась невыносимой.
Кто-то должен был что-то сказать. Кто-то должен был хотя бы откашляться.
— Что там у вас? — громко спросил бармен из соседнего зала. — Упало что-то?
И словно в ответ пронзительно и противно закричала официантка.
Игра XII
(Окончание)
— Ну раз вы так, то я тоже пойду на Большую игру, — Старик Качалов раздал камни и сделал первый снос. — Семь бамбуков. Бойтесь теперь меня, лемминги, ибо я страшен.
— У них тут что-то странное происходит, — не услышала Качалова Сонечка. Она сидела лицом к залу и могла хорошо видеть передвижения Липы и Понтов.
Толстый Барселона и Качалов, сидевшие к залу боком, оторвались от своих камней и, повернувшись, увидели, как Рыба протягивает сигареты Понтам, а тот наводит на Рыбу пистолет.
— Ого, — тихо сказал Толстый Барселона. — Надеюсь, это у него зажигалка.
— Не думаю, — так же тихо ответил Старик Качалов.
— Что там? — без особого интереса поинтересовался Зеленый Фирштейн, сидевший к залу спиной. Он аккуратно расставил камни и собирался дать бой всем: Сонечке и Барселоне с их запредельно дорогими Большими играми, Старику Качалову с его неожиданно взыгравшим желанием победить, самой этой жизни, дурацкой и неудачной. У Фирштейна намечалась неплохая комбинация камней, и он был готов к генеральному сражению: — Твой ход, Сонечка.
— Всем спасибо, мы сейчас уходим. Провожать не надо, — раздалось из глубины зала.
«Что за пижоны», — с раздражением подумал Зеленый Фирштейн. Ему мешали играть.
Он решил повернуться к залу, только когда с грохотом упал поднос с борщом и мясом для Сонечки и кто-то из отчаянно молотивших друг друга на полу Пистона и Понтов случайно зацепил ногой его стул.
Зеленый Фирштейн так и не увидел ничего из происходившего в зале. Случайная пуля, выпущенная неизвестно кем во время драки, прошла его шею насквозь, и он тут же ткнулся лицом в стол, залив кровью Стену и снеся аккуратно расставленные камни, которые могли бы принести ему еще один сыгранный маджонг.
Постскриптум
Толстый Барселона, Зеленый Фирштейн, Старик Качалов и Сонечка, как и прежде, играют в маджонг по субботам. Но собираются они теперь не в «Ольжином», а дома у Сонечки и Толстого Барселоны. За те несколько месяцев, которые Зеленый Фирштейн провел в больнице, у них появился общий дом. Старик Качалов по этому поводу заметил, что если тренд сохранится, то скоро они выкупят свою старую коммуналку и вернутся в Десятинный.
Еще у Старика Качалова появилась привычка шутить над Зеленым Фирштейном. Новым знакомым он представлял его как человека, которому пуля попала в голову, но жизненно важных органов не задела.
После перестрелки в «Ольжином» война Рудокоповой и Батюшека закончилась неожиданно быстро и тихо, словно обе стороны поняли, что зашли за черту, переходить которую не следовало, и благоразумно решили отступить. Не исключено, что какие-то особенные слова сумел сказать им Брайан Стоун, хотя вернее
