в школе журавлевских, но треть – «городских». Они на нас смотрят настороженно, как на диких и опасных животных, а мы на них, – как на последних недобитых барчуков.
Городские все, как один, бледные, словно личинки майских жуков, чистенькие, боязливые. Мой друг Толька Худяков подружился с одной девочкой из городских, зовут ее Лия, и она, осчастливленная благосклонностью страшного журавлевца, пригласила нас в кино. Но не здесь, в нашу журавлевскую кинушку, устроенную в свободном помещении пожарного депо, а настоящее, где все здание – целый дом! – построили специально для показа в нем кино.
Мы отправились в город, старались не показывать, что все еще ошеломлены множеством людей, проезжающими по дороге автомашинами и даже пронесшимся трамваем.
А потом, после кино, Лия пригласила зайти к ней домой, надо кое-что взять, а потом пойдем дальше гулять.
– Мы подождем тебя здесь, – предложил я.
– Нет-нет, – возразила она живо, – это неудобно!
– Почему?
– Ну как, я буду собираться, а вы стоите на улице.
– Да ничего…
– Нет-нет, обязательно зайдите! Вы слышите, обязательно!
Она тащила нас, упирающихся, подталкивала, и мы наконец дали себя втолкать в подъезд, а затем уже без борьбы поднялись по лестнице на третий этаж. Лия позвонила, дверь открыла женщина со строгим лицом, в темном платье до полу.
– Лия?.. А это кто?
– Мои одноклассники, – объяснила она. – Толя и Юра. Я про них уже говорила.
– А, – произнесла женщина, – ну, заходите…
Она отступила в комнату, Лия подтолкнула нас и прощебетала живо:
– Мы на минутку. Я только захвачу кое-что.
– Хорошо, – произнесла женщина строго.
Она оглядела нас внимательно, из комнаты вышел мужчина, осмотрел нас, подмигнул, и они с женщиной удалились. Мы робко стояли в прихожей, Лия исчезла, слышно было, как шебуршилась, что-то напевала. Толя быстрее меня отошел от шока, задрал голову и с благоговением рассматривал высокий потолок, настоящую люстру, картины на стенах.
– Здорово, – прошептал он. – Наверное, буржуи…
– Буржуев не осталось, – объяснил я тоже шепотом.
– Откуда же такое?
– Не знаю…
Из прихожей видно три двери, одна близко, две подальше, наконец из одной вышла Лия, свеженькая, с портфелем в руке. Посмотрела на обоих внимательно, вдруг покраснела, сказала торопливо:
– Подождите минутку…
Она исчезла за ближайшей дверью. После паузы мы услышали какой-то странный шум, словно полилась вода, целый водопад, потом стихло, снова шум льющейся воды, теперь уже тонким ручейком. Когда стихло, дверь открылась, вышла Лия, освеженная, с каплями воды на ресницах.
– Вам тоже, – сказала она деловито, – нужно зайти сюда. А то мы гуляли уже давно…
– А что там? – спросил я.
Она улыбнулась.
– Зайди, увидишь.
– Не хочу, – ответил я. – Ты взяла все? Пойдем.
Она покачала головой.
– Нет, на всякий случай зайди. Ну чего ты… Ладно, Толя, зайди ты!
Толя помялся, но Лия решительно взяла его за плечо, раскрыла дверь, втолкала и закрыла за ним дверь. К своему изумлению, я услышал, как там после паузы тихо щелкнул засов.
Толя вышел через несколько минут тоже освеженный, повеселевший. Подмигнул мне и сказал настойчиво:
– Обязательно, понял? Обязательно зайди.
– Да чего…
– Зайди!
Они раскрыли дверь и впихнули меня, только тогда я сообразил, что это. Добрых минуты две стоял, как громом пораженный, потом повернулся и, стараясь делать это как можно тише, сдвинул язычок щеколды.
Унитаз белый, чистый, фарфоровый, я взобрался на него с трудом и балансировал, стоя на узких краях фарфорового седалища. Кое-как присел, страшась, что ступни соскользнут, нога с силой ударит в лужицу воды там, на фарфоровом днище. Это потом я узнал, что вот на это место, куда я залез с ногами, городские садятся задницами, дикари, в то время как культурные люди избегают всякого контакта с… гм… любой из
