Глава 8
Суд получился на удивление коротким, даже Гай полагал, что будут какие-нибудь подвохи или судебные ухабы, однако барон Дельмер подробно изложил суть жалобы, а многочисленные свидетели все подтвердили, даже люди графа не стали отпираться, когда их заставили поклясться, положив руку на Библию, что будут говорить правду и только правду.
Присяжные смотрели на графа с острым недоброжелательством, тот досадливо морщился, вздымал очи к потолку, ну что за времена пришли, простолюдины получили права судить лордов, но когда Гай повернулся к нему и спросил резко, признает ли обвинения, он лишь пожал плечами.
— Да. Ну и что?
— Барону нанесен ущерб, — произнес Гай. — Его люди побиты и унижены, что скажется на их работе, а этот случай, если оставить его безнаказанным, повредит репутации барона. За избиение и унижение его людей я приговариваю вас к штрафу в двадцать марок серебра, а за ущерб достоинству барона — десяти тысячам марок!
В толпе дружно охнули, граф дернулся и застыл, зато барон радостно завозился, глаза его распахнулись, как ставни навстречу солнцу.
Граф просипел перехваченным горлом:
— Десять… тысяч… серебром?
— Точно, — подтвердил Гай. — За моральный ущерб. Репутация стоит дорого, не так ли? То, что побили, — ерунда, заживет, за это хватит и двадцати марок, можно даже снизить до пятнадцати, а вот унижение, которое терпел барон… Вы ему, как говорят в народе, плюнули в душу! А как это оценить? Господь говорит, что у человека нет ничего ценнее души.
Граф повторил осевшим голосом:
— Но… десять тысяч…
— Если бы барон нанес такой же ущерб вам, — пояснил Гай, — я бы потребовал с него двадцать тысяч! Я уверен, ваша репутация стоит еще выше.
Граф взглянул на него исподлобья, а судья повернулся к присяжным.
— Господа, нам и вам нужно посоветоваться.
Крестьяне дружной толпой проводили их до пустых домов, ревниво следя, чтобы в разные и чтобы никто с ними не разговаривал, потом все остались терпеливо ждать.
Присяжные — люди простые, крестьяне-фригольдеры, чей годовой доход в сорок шиллингов позволяет им заседать в судах, потому сочли сумму в десять тысяч непомерной и снизили ровно наполовину.
Гай подозревал, что снизили бы намного больше, если бы не желание все-таки наказать спесивого графа.
— Пять тысяч марок серебра за оскорбление барона Дельмера, — сказал председатель жюри, рослый мужик с огромной бородой на всю впалую грудь, — и двадцать марок за избиение его людей.
Гай зорко наблюдал за лицом графа и успел заметить, как тот с явным облегчением, стараясь делать это незаметно, перевел дыхание.
Прогадали, мелькнула мысль. Можно было бы выдавить и все десять… ну да ладно, все равно дело закончилось быстро. Теперь вся трудность, чтобы граф все-таки заплатил…
— Беннет, — велел он, — возьми графа под стражу.
Граф дернулся, глаза выпучились.
— За что?
— Штраф должен быть уплачен, — объяснил Гай любезно. — У нас нет времени стучать в ворота вашего замка и напоминать снова и снова, что вы оштрафованы и что штраф нужно все-таки заплатить. Думаю, вы можете дождаться и здесь, пока принесут указанную сумму. Наш король Ричард именно так ждал!
Граф сказал надменно:
— Но мое слово!
Беннет сказал осторожно:
— Можно мне предложить некий компромисс?
Гай кивнул.
— Слушаю.
— Графа можно отпустить под залог, — объяснил он, — пусть внесет хотя бы тысячу марок, а остальное потом, когда соберет. Думаю, что даже у такого могущественного человека деньги не лежат бесполезно в сундуке.
Гай кивнул:
— Согласен.
Председатель суда сказал громко:
— Граф освобождается под залог в тысячу марок!
Недостающие деньги граф все-таки внес через неделю, решил не рисковать с бешеным шерифом, закусившим удила. Тем более что где уже отдал тысячу, лучше отдать еще четыре, но снять с себя обвинения в подготовке мятежа.
Гай получил третью часть, как положено по закону, возликовал при виде такой огромной суммы, тут же отложил больше половины для уплаты налогов, на остальные нанял еще воинов, стараясь отбирать бывалых и решительных, а также взял с десяток лучников.
На стене исполинского замка графа Вальтера Тубаха издали заметили скачущего к ним во весь опор всадника на красивом пепельно-сером коне, Гай даже не сомневался, что его узнали, но все равно стражник над воротами прокричал важно:
— Кто?.. К кому?.. Зачем?
— Шериф Ноттингема, — ответил Гай. — Отворяй быстрее, а то я человек злопамятный, а власть людей ох как портит, подумать страшно…
Ворота ему распахнули раньше, чем стражник успел спуститься, серый конь пронесся по двору с грозным цокотом копыт, там стражник ухватил повод и крикнул:
— Я держу, ваша милость!
Гай соскочил на каменные плиты, чувствуя, как от усталости подгибаются ноги.
— Поводи малость, а то запарился. Потом напои.
И, не слушая ответа, заторопился в здание. Уже в холле услышал знакомое звяканье металла, скрежет и глухие удары. В соседнем зале, оборудованном под тренировочный, граф бьется на мечах с оруженосцем, оба в доспехах и с опущенными забралами.
Гай крикнул:
— Граф! Я могу вас арестовать за нападение на человека!
Граф Вальтер оглянулся, поднял забрало, Гай увидел потное раскрасневшееся лицо.
— Какой он человек, — возразил граф, — это пока оруженосец! Но, чую, скоро придется опоясать его мечом и вручить золотые шпоры… С чем прибыли, сэр Гай?
Он по-прежнему называл его только сэром Гаем, благо этот шериф, в отличие от многих королевских назначенцев, в самом деле настоящий рыцарь, отмеченный многими подвигами.
Второй поединщик тоже поднял забрало, учтиво поклонился шерифу. Гай узнал Конрада, старшего оруженосца барона, юношу из знатной семьи, что уже пятый год проходит курс обучения благородным манерам рыцарства.
— Новости, — ответил Гай. — Тревожные. И, возможно, ваш оруженосец получит золотые шпоры раньше, чем сейчас ожидает.
Глаза Конрада вспыхнули, как трехфунтовые свечи в темной часовне, а граф, посерьезнев, сказал другим голосом:
— Тогда сейчас мы сбросим латы, переведем дух, а вы расскажете, что стряслось.
