– Папа, ты чего такой злой?
Он криво улыбнулся:
– Разве? Я как раз одобряю. Лучше так, чем никак. Просто слишком уж их… Как мух. Дизайнеры по костюмам, по сапогам, по духам, по участку, по шляпам, по клумбам, по всякой хрени, какая только есть на свете, и по той, что еще не придумана… А стилисты? А визажисты всех мастей? А флористы?.. Я к тому, что лучше бы правительство придумало настоящее занятие, чем создавать рабочие места лишь бы для того, чтобы чем-то занять людей и платить им зарплату… вы как думаете, Григорий?
Я сказал поспешно:
– Вы абсолютно правы, Анатолий Евгеньевич!.. Автоматизация высвободила массу умных и работоспособных людей. Они хотят и готовы трудиться, но… где? Сами найти не могут, а подсказыватели несколько туповаты и сами еще из прошлого века.
– Согласен, – сказал он благодушно, – надо сперва подготовить этих, как вы говорите, подсказывателей. Чтобы рабочие места создавали люди высокой культуры, а не бывшие дворники, что сперва наплодили юристов столько, что юрист на юристе ехал и юристом погонял, потом – бухгалтеров, затем менеджеров… а теперь вот, нате – дизайнеры всех мастей! Куда их столько?
– Возможно, – сказал я робко, – надо как-то использовать опыт Запада? Или обратиться к нему за помощью? Чтобы помогли опытом, посоветовали, подсказали?
Он поморщился, помотал головой.
– Запад нас не любит, – сказал он веско, – и не доверяет потому, что мы унаследовали веру лукавых и коварных греков. Он постоянно упрекал Византию в предательстве, это же Византия фактически сорвала все крестовые походы, помогая сарацинам продовольствием, оружием, передавая им все сведения о передвижении крестоносцев… А знаменитый погром тысяча сто восемьдесят второго года в Константинополе, когда православные уничтожили живущих рядом шестьдесят тысяч католиков только за то, что те католики? Не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков, кардиналу Иоанну отрезали голову и привязали к хвосту собаки, младенцев вырезали из чрева матерей…
Энн посмотрела на меня со своей стороны стола и чуть заметно покачала головой, дескать, не спорь, у отца это конек, знает материал лучше всех, докторскую писал, и возражений не терпит.
Я сказал осторожно:
– Но те времена давно прошли…
– Да, – согласился он, – но еще в то время сформировался тип византийской политики, основанной на лицемерии и коварстве. И сформировалось отношение к ней католической Европы. А потом, представьте себе, мы принимаем от гибнущей Византии двуглавого орла, называем себя Третьим Римом, а вместе с этим и весь, так сказать, византизм. Надо заметить, что византизм уже вошел в плоть и кровь и был над политикой. Например, Ленин в духе византизма отказался признавать долги предыдущего правительства России. Потому отношение европейцев к нам, как к младшим братьям, что пошли не по той дороге. А к братьям требования строже, чем к чужим, будь то буддисты, синтоисты или мусульмане. Братьев то и дело тянет то наказать, то поучить, то потребовать, чтобы жили вот так, а не эдак…
– Значит, не помогут?
Он покачал головой:
– Западные страны не оставят Россию в покое, пока будет оставаться православной. А католический мир отличается от православного тем, что в самом деле ставит перед собой цели и упорно добивается их, а не только говорит о них, а сам мечется из стороны в сторону, руководствуясь сиюминутными интересами. Да-да, я имею в виду Россию. Знаете ли, я тогда еще работал в аппарате, когда состоялся знаменательный разговор Обамы с Медведевым. Вроде бы полностью договорились об ПРО, но за день до подписания документов российский президент в духе византийской политики начал выдвигать дополнительные требования. Обама, воспитанный в западном духе, просто не понимал, как можно нарушать договоренности, он закричал в бешенстве: «Дмитрий, так же нельзя!» – и бросил трубку. Конечно, наш президент подписал договор в том виде, в каком было условлено, и, думаю, совершенно не чувствовал стыда за то, что попытался выжать что-то еще. Это вполне в духе византизма и ничуть не стыдно. Главное – результат. Сейчас.
На дальней стене вспыхнуло, оттуда прогремели взрывы. В трехмерном пространстве высотные самолеты наносят точечные удары по танковым колоннам на территории Саудовской Аравии.
Анатолий Евгеньевич сказал почти с сочувствием:
– Не помогло, что всегда и во всем поддерживали Штаты в обмен на признание их монархического режима.
– Похоже, – поддакнул я, – пришла их очередь.
Он сказал со вкусом:
– А ведь закрывали глаза, что саудовцы совершенно открыто снабжают все исламские организации в мире добавочными деньгами на поддержку исламизации местного населения и удержания переселившихся туда арабов в мире мусульманских ценностей! Об этом стыдливо умалчивают, но каждой женщине в Европе за ношение хиджаба доплачивают по пятьсот долларов, а за чадру – тысячу, мужчины получают еще больше за бороду, национальную одежду, за воспитание детей в духе шариата.
– Пора, – согласился я. – Окончательно разделавшись с Ираком и сравнительно прижав Афганистан, как раз время нанести сокрушающий удар по саудовцам.
Людмила Николаевна принесла на широком подносе гору только что испеченных горячих пирожков, запах пошел по всей комнате, неодобрительно покосилась на экран.
– Страсти какие… Опять бензин подорожает!
– Так у нас же свой, – решился я возразить, ибо здесь поддакнуть – выказать дурость в глазах главы семьи. – Хотя, конечно, могут сослаться, да, как у нас обычно, на общую тенденцию удорожания…
Анатолий Евгеньевич кивнул:
– Пусть даже в мире воцарится на недельку умеренный хаос из-за недопоставок нефти, зато…
Он хитро посмотрел на меня, я тут же подхватил мяч:
– …зато будет перекрыт не только путь снабжения террористов финансами, но и, главное, закрыт источник.
– А потом все устаканится, – закончил он, – но мир в целом станет намного безопаснее.
Людмила Николаевна ушла, явно успокоенная, а Энн сказала светским тоном:
– Не дело женщин рассуждать о политике, но я читала, что в исламе сейчас зарождается некое новое течение… Там у них бурлящий котел… И вроде бы намерены вообще смести Европу…
Отец посмотрел на нее со снисходительной улыбкой, как на милого ребенка, что лезет со своим лепетом ко взрослым.
– Солнышко, лучше все-таки к таким источникам относиться с осторожностью. Это сейчас все можно проверить и перепроверить, а раньше люди врали чаще и охотнее, пользуюсь безнаказанностью. Вон Казанова, что боялся и избегал женщин, такие мемуары отгрохал, сразу попал в «великие любовники»! Он даже секс со своими родными дочерьми описал, надо же! Но не так давно дотошные порылись в церковных книгах, где даты рождения, и увидели, что одна еще не родилась в то время, какое он описывал, а другая была в пеленках. Но все равно все уверены, что Казанова… о, Казанова!
Энн посмотрела с сомнением, не поверила, но я как раз поверил, сказал подхалимски:
– Вы совершенно правы! Это как с разрекламированной тайной кавказских долгожителей. Все века мы только и слыхали, что там поголовно живут по двести лет! Но когда начали наконец-то разбираться, оказалось, что и тайны никакой нет, и живут не больше крестьян в русской деревне. Но люди не любят, когда рушатся мифы, до сих пор держатся то за знаки Зодиака, то за пророчества бабки Пострадамуса.
Он кивнул одобрительно:
– Знаете, я рад, что Энн общается с таким умным и рассудительным молодым человеком.
Людмила Николаевна вошла, выжидающе остановилась в дверном проеме.
– Мужчины, – проворковала она, – а не хотите ли выйти на патио? Свежий воздух, красивые облака…
Я сказал учтиво:
– Что облака, у вас такие просто удивительные розы!.. А какие тюльпаны, я таких буквально вообще не видел! Им у вас хорошо, чувствую, как они радуются…
