Анатолий Евгеньевич фыркнул:
– Там земли заселили выходцы из Европы, так что изначально была не колония, по сути, а продолжение Европы. Потому и не захирела в отличие от всех колоний! А представь себе, если бы Англия не освободилась от Индии, Пакистана, Афганистана и прочих? Ей бы пришлось тянуть их экономики, долбиться в стену религиозных предрассудков, проводить дороги, чтобы там все было, как в самой Англии… Собственно, вот тебе и вопрос на страхи некоторых: завоюют или не завоюют Россию.
– А при чем здесь Россия? – спросила она.
– А при том, – ответил он по-мужски веско. – Сейчас уже не пройдет поголовное истребление, времена не те, а принимать Россию… или хотя бы ее территорию с ее православным населением, не желающим ни работать, ни учиться – это повесить себе жернов на шею и пойти на глубокое купаться.
Я допил чай, взглянул на часы, охнул и сказал вежливо:
– Простите, мне очень приятно у вас, здесь так мило, но завтра новый день, новые вызовы… нужно и выспаться, и быть к ним готовыми.
Людмила Николаевна приятно улыбнулась, а Анатолий Евгеньевич проговорил рокочущим баском:
– Да-да, мужчины должны думать прежде всего о работе.
– А ехать обратно около часа, – сказал я озабоченно.
Они поднялись проводить меня, Энн украдкой подмигнула, дескать, остается, я понимающе опустил глаза.
Ее родители снова уселись за стол наблюдать просто сказочный закат, Энн проводила меня до машины.
– Вообще-то, – шепнула она, – тебе можно бы остаться и у нас…
– Твои родители все-таки допускают такое?
Она помотала головой:
– Не в одной постели. Но есть пара свободных комнат наверху.
– Спасибо, – ответил я, – но будем держать марку. Родители должны верить, что ложимся в одиннадцать и встаем в семь, как послушные школьники из хороших семей.
– Ты и есть послушный, – заверила она. – Даже если сам в это не веришь.
Она коротко поцеловала меня, я тут же скрылся в машине. Решетка ворот поднялась, я выкатил на просторную улицу между уютными домиками и помчался навстречу кроваво-красному закату к главному шоссе.
Самое удивительное и занимательное время – это нынешнее. Так считают практически все. За исключением помешанных на Средневековье дур, что мечтают очутиться в прошлом и обязательно – графинями. Но если оглянуться в прошлое, оказывается, все всегда считали свое время самым удивительным.
Это можно прочесть в древнеегипетских манускриптах, в работах римских философов, в трудах деятелей Средневековья, в эпоху географических открытий, индустриализацию, постиндустриализацию… И все правы, как ни удивительно. Каждая следующая эпоха в самом деле более щедра на открытия, свершения, изобретения, подвиги.
Отсюда грустный вывод, как бы нам ни казалось, что живем в самое невероятное и удивительное время, но оно невероятнее и удивительнее тех, в которых жили наши отцы, но не тех, в которых будут жить наши дети, тем более – внуки.
Даже не внуки, а дети будут жить в сингулярности. Может быть, даже мы успеем, если не помрем от водки или под колесами пьяного лихача, что выскочит на встречку или заснет за рулем и врежется в троллейбусную остановку.
В детстве мне приходили странные видения, которые не могли быть искаженными представлениями действительности, как говорят специалисты о снах. К примеру, я почему-то был уверен, что должен прожить жизнь каждого из людей, в том числе погибать в войнах, на арене Колизея и провинциальных цирков, быть казненным на плахе много раз, повешенным, утопленным, забитым камнями, я плавал в дальних морях и срывался с высоких скал, я царствовал и бывал рабом…
И все это ничем не могу объяснить, кроме как некой незримой связью со всеми людьми, живущими и давно умершими… С живущими – понятно, но с умершими? Однако чувствовал, что это я умирал при строительстве пирамид в Египте, меня топили в Тибре, с меня Иван Грозный сдирал кожу заживо… Потом, взрослея, это ощущение ушло и забылось… на долгие годы. И лишь в универе, работая над разными прикладными задачами по указке аспирантов, столкнулся с проблемами и загадками, которые мог объяснить только дикой и сумасбродной гипотезой существования некого Сверхорганизма, в котором мы, подобно муравьям, являемся крохотными частичками и хотя действуем самостоятельно, все же управляемы так же, как муравьи управляемы своим общим мозгом муравейника.
В науке существует давно некий метод, когда для решения некого уравнения, подставляется некое удобное число, чисто теоретическое, придуманное. Так Менделеев составил периодическую таблицу элементов и с ее помощью предсказал десятки новых элементов, так Макс Планк ввел понятие «квант», чтобы уравнение наконец-то выглядело законченным, так однажды, чтобы объяснить непонятное поведение галактик, ввели термин «темная материя»… В общем, я ввел в картину мира понятие Сверхсущества, и разительным образом стали проясняться многие темные места, которые ну никак не удавалось понять старыми методами. И так же как нашлись и стали реальными придуманный квант, темная материя, так стало реальным для меня и Сверхсущество.
В снах я почему-то бывал уверен, что вообще не умру, если не проживу жизнь каждого, в том числе и жизнями тех, кого еще нет. В каких-то снах видел нейтронные звезды, абсолютно круглые шары, где немыслим даже выступ в один миллиметр, я опускался на них и, не отыскав жизни, с тоской устремлялся дальше, преодолевая мертвое пространство космоса…
Это вообще необъяснимо, но я чувствую, что и это реально, что это происходит!
В лаборатории большинство опытов проводим на муравьях, у них полноценное общество, а это огромные возможности. Как-то же эти крохотные насекомые с одним-двумя ганглиями в мозгу ухитряются делать то, что не под силу никаким высшим обезьянам, не говоря уже о других существах, населяющих землю?
Потому муравьи у нас не только в лаборатории, но и дома: в формикариях, в стеклянных банках, в цветочных горшках, то есть и работа, и удовольствие.
О наших работах пару раз давали репортажи по жвачнику, есть же каналы, что ищут диковинку и чокнутых, а мы как раз подходим под эту мерку, но мы и сами не ждали, что с нашей легкой руки начнется повальное увлечение муравьями.
Мир, изнывающий от безделья, держит дома не только кошечек или собачек, попугайчиков или прочих пернатых, а также рыбок, ящериц, черепах, но также всевозможных насекомых вроде богомолов, гигантских сверчков или мадагаскарских рогатых червей, но мы открыли для них совершенно новый мир – мир социальных насекомых.
Я дважды давал интервью телеканалу «Мир увлечений», это так они понимают нашу работу. Мне кажется, я расписал моих муравьев так, что в них можно было увидеть все, от скромных работников до самых прекрасных и мудрых существ во вселенной.
И началось…
В Москве уже существовал Клуб Любителей Муравьев, туда хлынули новые члены, началась бурная деятельность. Пошли оживленные дискуссии, в каких формикариумах лучше держать каких муравьев, образовались фирмы и фирмочки, что начали делать формикарии на заказ, подготавливать корм, даже писать музыку и песни для муравьев и муравьиных сообществ.
Мы посмеивались, хоть и гордились поднятой нами волной. Только Вертиков, наш гуманист и правозащитник, время от времени напоминал нам, что мы все подали неправильно, на самом деле говорить, что в формикариумах муравьи живут и успешно размножаются, не выдерживает никакой критики. В концентрационных лагерях смерти тоже спаривали мужчин и женщин, получали от них потомство. Даже многочисленное, но назвать это счастливой жизнью…
Кириченко сказал с отвращением:
– Ну что ты за человек? Мы же не виноваты, что эти тупорылые так поняли? Мы рассказывали о научных работах, не так разве? А то, что они поняли только, что муравьев можно держать дома…
