— Что?.. Ах да, ужин… Господи, даже цветы!
— Надеюсь, вам понравятся, — сказал я со скромным достоинством. — Сам подбирал, так сказать… Соответственно моменту.
— Э, какому? — поинтересовалась она с настороженностью в голосе.
— Погоде, расположению звезд, потеплению климата… и ряду менее значимых факторов.
Она кивнула, продолжая рассматривать цветы, встала, обошла стол кругом, на лице явное удовольствие.
— Ого, шампанское… По какому поводу?
— А разве нудистам нужен повод?
— Но вы вроде бы не совсем нудист…
— Я стараюсь угодить даме, — ответил я галантно. — Тем более нудистке, после ее тяжелого трудового дня.
Она посмотрела на меня с подозрением:
— Что вы имеете в виду под тяжелым трудовым днем?.. Ладно, не оправдывайтесь. Представляю, что вы нафантазировали. Открывайте шампанское, день в самом деле был неплохим. Надеюсь, у вас тоже. Кстати, а вы кто? Не из этих ли чокнутых очкариков, что собрались на какой-то свой конгресс?
Я взял бутылку, а пока пальцы привычно срывали фольгу и скручивали проволоку, объяснил:
— Нет, я не Байрон, я другой, еще неведомый… в том смысле, что я здесь по делам своей фирмы, которая не любит афишировать свое присутствие. Но официально я прибыл на конгресс офтальмологов, вы правы.
Она посмотрела на меня с новым интересом в глазах.
— Да-да, я где-то слышала, что здесь пересекаются пути торговцев нелегальным оружием. Значит, снабжаете «калашниковыми» арабов?
Я ответил скромно:
— И не только «калашниковыми». Но это так, между нами. Считайте, что я пошутил, хотя это не шутка.
Пробка пыталась вырваться для глупого хлопка, я придержал, спустил напор газа и, убрав пробку, наполнил бокалы. Нудистка наблюдала за мной с интересом, торговцы оружием — романтические личности. Я залюбовался, с каким изяществом она взяла фужер, длинные женские пальцы с ухоженным маникюром держат только ножку тонкого фужера, да еще когда вот так указательным придерживает, будто поглаживая, прозрачную стенку, за которой кипит бешено несущимися к поверхности и выпрыгивающими там пузырьками.
— За ваш удачный марш завтра, — провозгласил я тост. — За то, чтобы в ваше движение вливалось все больше народу! В первую очередь, конечно, женщин. И чтобы вы свободно могли ходить голой… простите, обнаженной!.. по улицам городов, заходить в магазины и пользоваться любым транспортом, не встречая препятствий ни со стороны закона, ни со стороны устаревшей морали.
Она слушала с интересом, глаза загадочно поблескивали, затем кивнула и поднесла край бокала к губам. Я засмотрелся, с каким изяществом пьет, так тоже надо уметь, аристократка, я же чуть было не проглотил залпом, но сдержался и, как и она, вальяжно опустил на стол, осушив до половины.
— Прекрасное шампанское, — похвалила она. — Господи, да еще и коллекционное… Вы разоритесь на таких ужинах!
Я отмахнулся.
— Лишь бы вам понравилось.
Она всмотрелась в меня, губы тронула улыбка.
— Ах да, доходы от нелегальной продажи оружия уступают только торговле наркотиками? Тогда вы можете позволить себе такое шампанское и такой коньяк.
Я отмахнулся вполне искренне, и она, похоже, ощутила, что для меня в самом деле абсолютно безразлично, что шампанское стоит по тысяче долларов, а коньяк — полторы. Да и сам ужин почти столько, сколько шампанское и коньяк, вместе взятые.
— Мужчины должны думать о работе, — ответил я, поспешно поправил себя: — И вообще все достойные люди. Вот вы успешно продвигаете нудизм, вы увлечены этой идеей, вон как работаете…
Она спросила встревоженно:
— Как? У меня круги под глазами?
— Нет-нет, — заверил я.
— Слава богу, — сказала она с облегчением и добавила задумчиво: — А то я уже хотела раздеться. Ну, чтобы смотрели не на круги.
Я чуть было не сказал, что круги вообще-то есть, так что… но вовремя сообразил, что надо мной просто прикалываются. Она, посмеиваясь, неспешно и красиво работала ножом и вилкой, время от времени поглядывала на меня через огромные стекла очков.
Бутылку шампанского мы допили, в России немыслимо оставить недопитой, и хотя мы в Испании, но привычки — вторая шкура, две другие остались нетронутыми, как и коньяк. Взамен насладились изысканным десертом.
Потом мы неспешно пили кофе, что вообще-то не делают люди перед сном, если в самом деле собираются спать.
Свет она погасила, оставив крохотный ночничок у двери, чтобы не расшибить в темноте лоб, но я видел, что разделась полностью, как и я. Я вообще всегда сплю голым, привычка, а в эту жару, как бы хорошо ни работал кондишен, ложиться спать в белье вообще не просто сумасшествие, а некое извращение.
Она зашла со своей стороны и, чуть откинув край одеяла, легла, стараясь не касаться меня. Я сказал негромко:
— Спокойной ночи. Постарайтесь не стаскивать одеяло. Это раздражает.
Она ответила так же равнодушно:
— А вы постарайтесь не лягаться.
— Я давно вышел из лягального возраста, — сообщил я. — А еще не забрасывайте на меня ногу, хорошо? Они у вас прелесть, но когда спокойно спишь…
— Не буду, — пообещала она, — я вообще отвернусь. А вы не тыкайте мне в спину коленями.
— Не буду, — поклялся я.
— И пенисом тоже, — сказала она строже. — Я устала и хочу спать. Вам, кстати, надо бы купить резиновую куклу. На той стороне улицы есть такой маленький магазинчик…
— Завтра загляну, — пообещал я. — Для вас захватить что-нибудь? Ну, вы понимаете, какого вида товары я имею в виду.
В полутьме ее голос прозвучал с легкой насмешкой:
— Я здесь всего на пять дней. Обойдусь.
— Смотрите, — предостерег я. — Жарко, уровень солнечной радиации высок, а мы и на обед ели жареное мясо с острыми специями. Да и на ужин что-то похожее…
Она пробормотала:
— Я чувствую, что ваши гормоны уже давят вам на мозг.
— Справлюсь, — пообещал я. — Спокойной ночи.
— И вам того же.
Некоторое время оба лежали совершенно ровно, как бревна, затем я зевнул, она почесала нос, снова минут на пять-шесть тишина. Я чувствовал, как она иногда шевелится, стараясь делать это незаметно, у самого все зудит от желания хотя бы почесаться, но терпел, а когда уж совсем невмоготу, повернулся на бок и поскреб ногтями голень.
В полутьме послышался негромкий задумчивый голос:
— Может быть, вам стоит попросить меня о помощи? А то у вас что-то совсем уж странное…
Я чуть не заорал, что да, конечно, давай берись, но сдавил себя, как жабу в кулаке, ответил сдержанно:
— Ну что вы, я никогда не принуждаю женщин.
— Я ж не предлагаю меня насиловать.
