– Дык для того же и баймы? Помнишь, как мы резались в медиевальных мирах? Завоевывали земли, строили королевства, возводили города и замки, издавали законы, вводили налоги или, напротив, давали вольности… Эх, как хорошо, когда сам хозяин! Барон, герцог или король – сам выбираешь, сам караешь и милуешь, сам правишь мудро и справедливо…
Я поддакнул:
– А если что-то не ладится, то всего можно поковыряться гексэдитором, подправить фундаментальные законы. А то и просто отменить зиму или засуху, а урожаи – чтоб дважды в год!
Он хохотнул:
– Какие гексэдиторы? Для ламеров вместе с баймами теперь поставляют читы. Прямо в комплекте, представляешь? В таких мирах всегда вольготно, ты прав… У меня, к примеру, все мужики – уроды, а все бабы – красотки. Длинные ноги, пухлые задницы, сиськи вот такие, всегда готовы к любым услугам. Правда, малость поднадоели одинаковые, недавно сотворил несколько тощих, как манекенщицы, и десятка два толстых, как бегемоты.
Он перевернул пустую чашку над блюдцем и с любопытством разглядывал кофейную гущу. Я подумал, что если что-то видит в наплывах, то по меньшей мере сохранил в себе детскую способность усматривать в облаках башни и драконов, это есть хорошо, но, с другой стороны, когда-то надо взрослеть, иначе детскость никогда не отпустит в нашем сверхкомфортабельном мире, где тяжко вкалывать – уже не является необходимостью выживания.
Я допил и поставил чашку в раковину.
– Готово, – сказал я. – Пойдем.
За спиной послышался шум льющейся воды, к моему возвращению чашка будет не только вымыта, вытерта и задвинута на полку, но и запас кофейных зерен пополнится ровно настолько, насколько сейчас сожрала мельница, она обо всем ябедничает холодильнику, а тот по Интернету сам делает заказы.
Едва вышли из подъезда, лихо подкатил крохотный автомобильчик. Я взял букет цветов и красивую деревянную коробку, украшенную резьбой и покрытую лаком, внутри бутылка шампанского, ввел свой код для оплаты, и мы прыгнули в машину. Коля косился на цветы и праздничную коробку, за два квартала не выдержал, взмолился:
– Выпусти!.. Ты такой нарядный, с цветами и шампанским, а я как бомж…
– Подожди, вон там супермаркет за углом.
– Все ты знаешь!
– Иногда, – сказал я скромно, хотя улучшенная реальность по моему мысленному запросу сразу же окрасила зеленым все места в пределах километра, где можно купить цветы, хорошее вино и сувениры. – Так, случайно…
Он выскочил и опрометью ринулся в магазин, а я подрулил к дому, где живет Аркадий с Жанной. Против воли в душе потеплело. У меня столько событий, перемен, новостей, а здесь ничего не меняется, будто приехал не к ровесникам, а к милым бабушке с дедушкой. Хотя жадно ловлю все технические новости и тут же внедряю у себя все, на что хватает финансовых возможностей, но все равно почему-то приятно смотреть и на эти реликты.
В прихожей расцеловались с Жанной, пополнела, настоящая дама, обменялись рукопожатием с Аркадием, тоже посолиднел, но все так же аристократически благодушен, великолепен, даже местами величественен, как король в отставке. Из комнаты появился Леонид, все же те бакенбарды, но теперь добавилась еще и аккуратная седеющая бородка, поздоровался, спросил, заметил ли я, что в подъезде стены расписаны похабными надписями, а в лифте разбито зеркало и сорван плафон.
– Заметил, – ответил я равнодушно. – Гады… да.
– Еще какие, – подхватил Леонид с жаром, – куда милиция смотрит? Да и вообще надо принимать меры…
– Жесткие, – поддержал Аркадий, – самые жесткие!
Я промолчал, хотя надо бы, чтобы не выбиваться из «моего» общества, тоже сказать что-нибудь против этих гадов, которые в самом деле достали при этой гребаной демократии. Демократия – она хороша, когда все вокруг белые и пушистые, но даже демократия на Западе уже как-то принимает меры: дает нарушителям по десять пожизненных сроков или пять тысяч лет строго режима без права сокращения срока, за брошенный окурок мимо урны штрафует на месячный оклад, за парковку в запрещенном месте лишает прав на пять лет, а у нас даже за убийство десятка человек грозят пальчиком и дают пять лет с правом досрочного освобождения.
Так что понятно, почему распоясались малолетние геростраты. И понятно мне возмущение Леонида, у которого в доме постоянно расписывают стены, бьют стекла, гадят в лифтах, однако с моей точки зрения он сам точно так же поступает… со своим телом! Мало того, гордится, что пьет, ест все, что попало, не поддерживает форму, хотя не забывает одеваться дорого и модно, а бородку и баки подбривает то так, то эдак.
Нет, надо молчать и сопеть в тряпочку. Я уже изменился, и пусть не на все, но очень на многое смотрю иначе. Как будто что-то перевернулось во мне, я стал видеть мир иным… или по-иному.
Мы втроем прошли на балкон, по дороге заглянув через открытую дверь в комнату. Там стол ломится от яств, хотя Аркадий все еще доцент, все еще там же и в том же. Просто мир, несмотря на тревожные крики насчет истощения ресурсов и оскудения запасов, незаметно, но верно богатеет, а с ним богатеют, хоть и не в такой степени, его граждане. Чего у Жанны на столе нет, так это модов. Для Аркадия любое генетическое изменение человеком – зло. Слепой и тупой природе – можно, а специалистам-генетикам – низзя. Логика на уровне женской.
Жанна, как верная жена, целиком и полностью в русле политики мужа: многословно рассказывает, что все на столе – из чистых продуктов, выращенных где-то на особых грядках без всякой химии на простом говне, так что откушайте, все натуральное, все естественное. Мой букет водрузила в центре стола, похвалила мой вкус и умелый подбор цветов, дивную гамму и прекрасный аромат, что образуется от сочетания…
Я кивал, соглашался с тем, что у меня вкус – да. К счастью, в передней прозвенело, явились Михаил с Мариной, слышно, как охают, обмениваются с Жанной комплиментами. У Марины большие роговые очки под старину, придают значительность, умность, но на самом деле это значит лишь, что вмонтированный в дужки
