Да не просто бревно, а затонувшее сто миллионов лет, ставшее камнем, живущее уже по законам той, другой жизни… Или еще той, что сто миллионов лет до человека…
– Пшел, – повторил Савелий громче. – Брысь с дороги!..
Зубарь не двигался. Его пасть чуть присомкнулась, затем челюсти снова шевельнулись, верхняя поползла вверх, словно ее тянули невидимые цепи. Блеснули длинные и частые зубы, за ними лежал странно серый язык, совершенно сухой, хотя зубы блестели от слюны.
– Брысь, говорю! – рявкнул Савелий.
Он замахнулся прикладом. Зубарь чуть присел, изогнул шею, готовясь принять удар и еще больше раскрывая пасть. В этом тоже было что-то от ожившего камня: живой зверь испугался бы или разъярился, а этот механически примет удар, тут же, как оживший капкан, цапнет за приклад, размелет его в щепы…
– Ах, чертяка…
Савелий потоптался и, не сводя глаз с зубаря, пошел огибать зверя по дуге, а земля проседала, ноги проваливались до колен, и так добрел опять до тропки. По сапогам ползла грязь и жирная вода, Савелий опустил голенища до коленей, погрозил зубарю.
Зубарь оставался на прежнем месте. Он еще больше походил на камень, ибо налетел ветерок, кусты качнулись, все пришло в движение, только зубарь не шевелился и все тем же неподвижным взглядом следил за Савелием.
– Ты даже и не скотина, – ругнулся Савелий.
Он пошел дальше, прислушиваясь к каждому шороху, стараясь растворить неприятный осадок. Ишь, неуступчивый. Правда, он, Савелий, царь природы и не домогается, чтобы ему завсегда уступали дорогу, даже неудобно порой, что хозяин тайги или красавец благородный олень поспешно уходят в сторону, будто чужие в лесу, ворюги какие, но все-таки привык уже, удобно так, не этому кривоногому уроду менять порядки в исконно нашенском лесу…
Потом пришло короткое жаркое лето. Зубарь больше не попадался, хотя Савелий вдоль Байлазы ходил часто. Пошли осенние дожди, урочище на правом берегу стало непроходимым вовсе, и Савелий постепенно перестал вспоминать чудную зверюгу.
Только к зиме, когда вовсю ударили морозы, подсушили землю, он сходил в Кедровое урочище, поворчал, что опять эти чертовы спутники да ракетные самолеты урожай орехов испоганили, вернулся с пустыми руками, благо хоть капканы выставил.
Большой выход туда сделал, когда выпал снег. С ружьем, набив рюкзак капканами, встал у крыльца на лыжи, с удовольствием растопырил до упора реберные дуги, заполняясь свежим воздухом. Всякий раз тайга другая, и всякий раз хорошо!
Мария шла следом. Ее лыжи были пошире, ибо и сама Мария пошире Савелия, за плечами у нее карабин и рюкзак с расфасованными ломтиками мяса для капканов.
Савелий двигался широко, размашисто, с горок мчался, не сбавляя скорости, внизу нетерпеливо дожидался Марии, что все притормаживала, и снова бросался вперед, радостно чувствуя сильные, упругие мышцы.
Миновав перелесок, выскочил с разбега на берег реки. Тело уже наклонилось, изготовившись к быстрому спуску на лед, но сзади ойкнула Мария, ноги сами развернули лыжи поперек, уперлись.
На излучине, где быстрое течение не дало затянуть реку льдом, резвились… зубари. Трое лежали у самой полыньи, вытянув морды и подобрав лапы, став еще больше похожими на бревна, еще двое тяжело кувыркались в воде, но не просто так, а по делу: ловили рыбу, что отовсюду плыла к полынье хватить глоток воздуха.
Те трое, что лежали, казались толстыми, костлявые щитки на спинах раздвинулись, и оттуда, законопачивая щели, выбивалась красновато-бурая шерсть.
Вода выплескивалась на край, замерзала. Один зубарь вынырнул с рыбиной поперек пасти, подпрыгнул, уцепился когтями за лед, вылез с натугой. Еще один попытался выбраться следом, но сорвался с шумом, обдал других брызгами.
Тот, что выбрался, не спеша улегся, рыбина еще трепыхалась, и зубарь поедал ее неторопливо, со смаком.
– Не голодают, – сказал Савелий наконец.
– Господи, – выдохнула Мария за спиной. – Страсти какие! Вот уж не думала, что на свете такое бывает.
– Бывает всякое. Только вот как теперь нам быть…
– А что нам? – не поняла Мария.
– Да ведь если зубари появились, то так все не останется… Так как было, когда их не было.
Он поправил ружье, шагнул, но Мария схватила его за рукав. Пальцы у нее, что волчий капкан.
– Куда?
– Пойду посмотрю.
Он высвободил руку: медведя волчий капкан не удержит, заскользил вниз. Там чуть притормозил, чтобы не слишком быстро, зубари испугаются или решат, что нападает. Сзади шелестнули лыжи, щелкнул курок. У Марии был самозарядный карабин «Лось» с магазином на пять патронов.
Один из зубарей лениво отодвинулся, уступая дорогу, второй приподнялся, открыв лапы – крепкие, мускулистые, укрытые от мороза короткой рыжей шерстью, – проводил Савелия знакомо странным неподвижным взглядом.
– Вишь, – сказал Савелий негромко. Он подмигнул Марии, что встала плечом к плечу, побледневшая, с пальцем на курке, – уже не трусят.
– А ты и рад?
