Ее губы чуть дрогнули в улыбке.
– Да нет, все в порядке. Картины Валеджи – супер! И эти цветные снимки ядра Галактики… Просто, несмотря на ваши манеры и даже интерес к астрономии, я все-таки ожидала увидеть молодого самца, у которого разбухли семенники, и он спешит их опорожнить. Но у вас вполне интеллигентная квартира. Без постеров с голыми девками и Ринальдо в полный рост…
– Кто такой Ринальдо? – спросил я. Спохватился: – Да что мы о такой ерунде! Давайте вашу сумочку… Курточку вот сюда, у меня здесь шкаф для одежды, дизайнерская находка, раньше каждый сантиметр жилой площади экономили.
Она взглянула на меня с вопросом в серьезных глазах.
– В самом деле не знаете, кто такой Ринальдо? Вы просто уникум.
– А кто это? – спросил я вежливо.
Она улыбнулась:
– Представьте себе, не знаю.
– Да, но…
– Все о нем говорят. Даже многие женщины.
– Увы, я урод.
– Я тоже, – сообщила она без тени печали. – Ничего, в толерантном обществе и уроды могут… жить.
Я обвел широким жестом квартиру.
– Моя берлога. Но сперва, как велят правила этикета, позвольте показать вот эту комнату… Ее принято показывать гостям первой, а я не смею спорить с самой законодательницей этикета Эмилией Пост… Это душ, в этой раковине моете руки, когда покакаете, а вот и сам унитаз…
Она засмеялась:
– Спасибо. Это весьма кстати, в универе я не успела.
Я вышел, оставив ее там, но не успел дойти до кухни, как прозвенел мобильник. Звонок непривычный, не мой, я повертел головой, определяя направление звука, наконец взгляд зацепился за дамскую сумочку, повешенную за длинный ремень на спинку стула. Звонок оттуда, я подхватил и, толкнув дверь в туалет, она у меня не запирается, быстро вошел.
– Вам звонят…
Она сидела на унитазе, чуточку кряхтела и тужилась. Я подал ей сумочку. Она расстегнула и быстро выудила оттуда мобильник. Я тактично вышел, слушать чужие разговоры нехорошо, хоть и очень интересно, сходил на кухню и включил кофемолку. Пока зерна с треском превращаются в мелкие песчинки, вернулся, из туалета уже не слышно ее голоса.
Я вошел, она, не поднимаясь с унитаза, засовывала мобильник в сумку. Я принял из ее рук, сказал:
– Я поставил кофе. Какой предпочитаете, крепкий или слабый? С сахаром или без? Со сливками или с молоком?
Она улыбнулась с некоторой неловкостью.
– Какой вы… раскомплексованный!..
– Да ладно, – сказал я великодушно. – Габриэлла, вы это проделываете каждый день у себя дома. А раз так, то какое стеснение?..
– Крепкий, – ответила она, – сладкий, черны-ы-ый…
Она напряглась, под нею булькнуло, но никакой вони, что значит – желудок и кишечник абсолютно здоровые.
Я кивнул:
– Отлично. Я такой и поставил. Наши вкусы даже в этом совпадают. А правда, картины Валеджи потрясают? Как будто реальные.
– Ничего удивительного, – ответила она рассудительно. – Он и не скрывает, что берет фотографии, а потом дорисовывает нужное. Это целое направление в искусстве-е-е-е…
Снова булькнуло, Габриэлла с облегчением выдохнула, взглянула на меня, но, видимо, решила выдавить из кишечника все без остатка, снова напряглась, даже лицо покраснело.
Я сказал с раскаянием:
– Не знал… Думал, что это все нарисовано с такой точностью.
– Не-е-е-ет… Он и галактики дорисовывает с увеличенных фото-о-ы-ы-графий…
– Хотя, – продолжил я, – мне вообще-то все равно, сам рисовал или дорисовывал. На меня действует больше, чем всякая иконная хрень или выкопанная из руин Помпеи. Мороз по коже!
Она оторвала пару клочков туалетной бумаги, я смотрел, как быстро и аккуратно использовала, пересела на биде и подмылась, а затем еще и пополоскала руки под струей теплой воды над раковиной. Я подал ей мохнатое полотенце, она приняла с кивком, а когда вытерла ладони, мы плечо к плечу отправились на кухню, откуда уже валят навстречу привычные запахи свежемолотого кофе.
Я быстро поджарил гренки, Габриэлла с мягкой улыбкой смотрела, как я суечусь вдоль кухонной плиты. Наконец я разлил в чашки, дальше мы сидели напротив друг друга и неспешно отхлебывали, глядя друг на друга и улыбаясь без причины.
– Кофе вред или польза? – спросила она со смешком.
