Обычно из-под корней такого дуба выбивался крохотный родничок, успевал пробежать не больше, чем на длину броска дротика, жадная сухая земля выпивала без остатка.
Озера напоминали Придону глаза лесных зверей, такие же темные, загадочные, в которых очень редко блеснет осколок неба.
Сейчас он на скаку смотрел и не мог налюбоваться на две вербы, что остановились над самой водой, чистые и невинные, как юные девушки, что уже сбросили одежды, но все не решаются вступить в холодную воду.
Он почувствовал их взгляды на нем, стыдливые и умоляющие: не смотри, витязь, не позорь нас. В этот момент налетел озорной ветер, блудливо задрал им опущенные ветки, взору на краткий миг открылась чистая целомудренная кожа, не знавшая прямых солнечных лучей, не огрубевшая от солнца.
Придон поспешно отвел глаза, хотя ветерок уже унесся, повернул коня, тот рассматривал вербы с чисто мужским бесстыдством, вскачь вернулся к артанам.
– Ну что? – спросил Тур.
– Объедем это место, – ответил Придон лаконично.
Снова он уловил многозначительные взгляды, которыми обменялись сыны Аснерда за спиной. Похоже, он начинает выглядеть не только осторожным, но и трусоватым. Наверняка решат, что увидел крупного зверя, устрашился и поехал недостойной мужчины окольной дорогой.
Придон ощутил, что конь недовольно прядает ушами всякий раз, когда он поворачивает его в сторону гор. То ли неуверенность всадника передавалась, то ли в самом деле чует больше и видит намного дальше.
Тур однажды указал в сторону, где на грани видимости горел багровый свет, а в нем еще и вспыхивали желтые искорки.
– Все еще бьются!
– Кто? – спросил Придон.
– Два великих двобойца, – ответил Тур с почтением. – Ты что, не слышал о битве Руслана Лазаревича с тцаром Огненный Щит?
– Слышал, но… Это они?
– Да, – ответил Тур и добавил: – Но не уговаривай свернуть и посмотреть! Я хочу успеть вернуться к празднику Возжигания Чистого Огня.
Кони мчались и мчались, Придон дважды замечал целые заросли плакун-травы, за которую волхвы готовы отдать все, что угодно. Плакун-трава – всем травам мати, как говорят волхвы. Выросла из слез юной богини Нонцены, что оплакивала гибель юного Прове. Рвать ее, правда, можно только на утренней заре. Позволяет усмирять нечисть и даже повелевать ею, как утверждают волвхы.
Тур предложил ехать вдоль реки, обязательно встретятся села, пора бы переночевать под крышей… При этом он непроизвольно выпячивал грудь, словно уже рассказывал деревенским простушкам о своих подвигах, глаза весело блестели.
– Реки прямо не текут, – ответил Придон, – а мужчины выбирают прямые дороги.
– Прямо плохое место, – сообщил Тур.
– Проедем, – отрезал Придон, – станет хорошим.
– Да нет… Там ни людей, ни зверей. Там просто место плохое.
– Едем прямо, – решил Придон.
Однако на душе было тревожно. Сглупил, настоял на своем. Показалось, что воины опекают его чересчур. Совсем как маленького. Забылся у Градаря, повел себя глупо, но ведь в сражениях был не только храбр и силен, но и расчетлив, не терял голову, благодаря чему под его знамя собралось немало удальцов… а вовсе не потому, что он сын тцара!
Обогнули рощу, чахлую и реденькую. Уже над нею небо показалось Придону странно лиловым, а когда миновали последние деревья, земля под копытами зазвучала суше, звонче. Трава исчезла, почва шла бурая, охристая, красноватая, а далеко впереди, почти на горизонте, виднелся сверкающий лиловый столб.
Тур сказал мрачно:
– Это место лучше объехать.
– Уже то, – заметил Олекса, – что мы видим это… уже плохо.
Придон поколебался, сказал как можно тверже:
– Мы едем своей дорогой. Нам нет дела до грибов-переростков.
По дороге встретили ключ, выбивался из растрескавшейся земли, на глазах пробегал десяток шагов и тут же прятался среди трещин. Напоили коней, передохнули сами, а уже к полудню приблизились к странному лиловому столбу настолько, что Придон с холодком по спинному хребту рассмотрел, что же впереди за чудо.
Из растрескавшейся красной земли к небу вырывалось лиловое пламя. Издали Придон решил, что это неподвижный столб полупрозрачного камня неведомой породы, но с приближением начал замечать мерцание, а затем рассмотрел, как со страшной скоростью по столбу проносятся от основания и до вершины комки, утолщения огня.
Подъехали ближе, он уловил едва слышный треск и шорох, словно сто мириадов огромных муравьев трутся крепкими сухими панцирями, прокаленными на солнце. Столб вонзается в небо, как исполинское лезвие меча, но вместо крови по небосводу расползается такой же лиловый туман. Небо приняло жутковатый облик, будто вот-вот изрыгнет из чрева огромную тучу, полную града размером с кулак.
