могущественные враги из страны богатой и обильной. Изгнали, отняв сады, земли, богатства… И сын горит жаждой отомстить за отца. И эту жажду и ненависть он передал своим детям. А их правнуки уже и не знают, почему так ненавидят нас и почему должны прийти в Опаленный Стан, чтобы уничтожить весь народ, там живущий. Уничтожить всех, даже младенцев. Забить весь скот, вырубить сады, засыпать родники и каналы. Но они живут с этой мыслью…
Она долго молчала, потрясенная. Спросила робко:
– Но почему они так решили? Почему Яфет, видя ростки зарождающейся ненависти, не сказал, что мы все – одно племя?
Теперь молчал долго Соломон. А когда заговорил, голос был нерешительный, словно стыдился чего- то:
– Подавлен был не только Яфет… Но и наш предок – Сим. И третий брат – Хам. Предания говорят, что они всю жизнь положили на какое-то великое деяние, что должно было их возвысить до уровня богов. Или бога, если тогда уже знали одного… Теперь говорят, что они строили гигантскую башню, дабы достичь небес.
– Бог рассердился и разрушил башню, – быстро сказала она, – но это легенда!
Он пожал плечами:
– Кто знает, что за гигантскую башню они строили? Ведь ты же сама говоришь, что мы за последние сотни лет проделали большой путь. Однако наши дома стоят здесь около тысячи лет…
– Ну, я имею в виду другой путь, – сказала она сердито. – Ладно, я поняла. Мы тоже идем… или строим, но благоразумно не рвем жилы, как делали три брата. Они пытались достичь небес в течение своей жизни, а мы это пытаемся сделать за срок жизни нашего племени. Но почему между братьями вдруг вражда?
– Крах великого дела, – сказал он. – Разрушение замыслов… Что у них там случилось, можно только гадать. Ясно только, что вмешательство бога было лишь оправданием. Мол, если бы не бог, то мы бы… Сама знаешь, когда что-то не получается, то сразу начинаешь винить друг друга.
– А когда получается, то себе приписываешь большую часть заслуг, – добавила она невесело.
– Увы, таковы люди. Пока верили, что получится, у них явно был, как водится в этих случаях, единый замысел, единая воля, единое стремление, единый язык. А когда рухнуло… или же устали от все возрастающих усилий… сама знаешь, что сперва любое дело видится как легко выполнимое, но пошли раздоры, упреки, заговорили на разных языках… Симу и Хаму было так же тяжело, как Яфету. И все трое разошлись в разные стороны. И больше не виделись друг с другом. Нет, вражда вряд ли, но что не хотели видеть друг друга – объяснимо. Сим, как гласят наши источники, тоже всю оставшуюся жизнь был хмур, желчен и выглядел как человек, который не может оправиться от понесенного жестокого поражения.
– Наивный, – сказала она с жалостью.
– Не суди его, – сказал он строго. – Без попытки трех братьев мы бы не знали, что это невозможно… сделать на одном рывке. Мы мудрее лишь потому, что пользуемся и их знаниями. Их горьким опытом.
Она провела ладонью по лицу. Ему показалось, что она стряхнула слезу.
– Ладно, – голос Исфири был прерывистым, – я понимаю… Мы как слабый воин, что дерется с гигантом на краю пропасти, цепляется за его одежду, чтобы утащить в пропасть и его.
Он взглянул на нее быстро, опустил взор. Она была хороша в своем приливе жертвенности.
– Это не обязательно, – сказал он, колеблясь. – Есть и другой шанс. Наша жертвенность не должна пройти даром. Мы ведь не в пропасть падаем! Из сплава двух таких разных народов появится нечто новое… что это будет за народ?
Ездра, который и раньше не чувствовал страха перед грозными сынами Гога – все в руке всевышнего! – с удовольствием шел из своей веси к темным стенам Нового Иерусалима прямо через стан русов. Нравилось бодрящее ощущение опасности, словно бы шел через львиное стадо, с которым заключили мирный договор.
Юный Храбр восторженно смотрел, как Бугай вскинул на мощной длани крохотную Хеву в седло, она визжала и цеплялась за луку, Бугай ржал громче коня, обещал отдать ее на съедение, если будет плохо себя вести, – а кони русов питаются только человечьим мясом! – и Храбр вздрогнул и отпрыгнул, когда Ездра кашлянул сзади.
– Ты чего подкрадываешься?
– Красиво? – спросил Ездра. Он внимательно наблюдал за великаном и крохотной женщиной. – У меня есть на примете одна юная и очень красивая девушка. Она столь прекрасна, что солнце закрывается тучкой, когда она выходит из дома!
Храбр буркнул холодно:
– Когда я вздумаю жениться, это будет не ради женской красоты.
Ездра всплеснул руками:
– Я слышу речь не мальчика, а разумного мужа! Что в женской красоте? Она проходит, ибо все проходит, как сказал наш великий пророк Экклезиаст. Но есть у меня также на выданье юная девушка, не столь прекрасна, как первая, но зато у нее есть шкатулка с золотыми монетами, на которые можно купить стадо коров, табун коней, выстроить дом и ко всему еще и посадить большой сад…
– Меня не интересует богатство, – отрезал Храбр.
Ездра посмотрел с уважением:
– Да, быть тебе вождем, если судишь так здраво. Конечно же, важнее всего в нашем мире родство с правителями. У меня есть девушка, которая старшая дочь нашего вождя, племянница ребе Соломона, внучка военачальника и троюродная сестра самого богатого торговца…
Храбр сказал уже гневно:
– Ты что, не понял? Когда я захочу жениться, то это будет не ради женской красоты. Не ради ее богатств, не ради знатности рода!.. Это будет только по любви, редкой и необыкновенной…
