– Это можно сделать и незаметно!
– Тебе виднее, – сказал он. – Но, может, он по-другому не умеет. Ладно, пусть смотрит…
Он закрыл глаза и притворился, что спит. Она тоже затихла, хотя глаза не закрывала. Сияние постепенно померкло, а когда все камни в стенах стали прежними, он медленно поднялся, подвигал плечами. Она широко распахнула глаза, сейчас это уже не волхв, не искатель истины, этот человек старательно пробуждает в себе воина, разжигает в себе гнев, даже ярость, в глазах загорелись искры, от них вспыхнуло пламя, лицо стало суровым и жестким, неумолимым.
Она притихла, как робкая мышка. Такому, как он сейчас, лучше не попадаться. И, конечно, не перечить…
Олег подошел к решетке и требовательно постучал. Стражник появился не скоро, в одной руке копье, в другой жареная куриная лапа. Он смачно хрустел косточками, на пленника посмотрел со злобной угрозой.
– Тебе чего?
– Принеси и мне курицу, – велел Олег. – И побольше. У меня здесь дама.
Стражник хохотнул, взял курицу в зубы, а копье перевернул тупым концом вперед и покрепче сжал обеими руками.
– А вот этого не хочешь?
Он с неожиданной ловкостью выбросил руки вперед. Толстый конец древка должен был ударить пленника в живот, однако волхв ухитрился в последний миг сдвинуться, сам ухватил копье и дернул на себя. Стража, не ожидавшего такого подвоха, с силой бросило вперед. Решетка дрогнула от удара, Олег одной рукой ухватил его за голову и дернул на себя.
Барвинок вскрикнула от отвращения. Толстые прутья чуть раздвинулись от такой жестокости, но уши стражника остались на решетке, а сам он, с головой по эту сторону, опустился на колени и сомлел от болевого шока.
Олег снял с его пояса связку ключей, одним движением отпер замок на решетчатых дверях, потом быстро отыскал еще один и снял цепи с рук Барвинок.
Она, не веря своим глазам, ринулась за ним следом.
– За той дверью еще трое, – предупредил Олег. – Там караульная. Так что не шуми.
Она прошептала:
– Я совсем тихая…
Он снял с пояса стража меч и нож, подумал и взял в руку копье.
– Ерунда железо, – заметил он, – это у начальника стражи меч настоящий стальной.
Несмотря на изумление легкостью и простотой, как он все проделал, она не удержалась от ехидства:
– Так чего взял себе этот?
– С ним быстрее получу тот, – пояснил он покровительственно, как прибитенькой дурочке.
Даже здесь холодно и сыро, но она ощутила, как ее бросило в жар. Тяжелые гранитные глыбы проседают под собственной тяжестью, расплющивая не только проложенный между ними мох, но и друг друга, стены блестят от оседающей влаги, но волхв идет спокойно, ни одного суетливого движения, а лицо такое, будто и сейчас думает о судьбах племен и народов.
Из-за двери караульной донеслись грубые мужские голоса, взрывы хохота.
Он покачал головой.
– Всякая жизнь творит собственную судьбу.
Она прошипела:
– Ты можешь хоть сейчас не умничать?
– Не могу, – ответил он с достоинством.
– Почему?
– Я умный, – ответил он очень серьезно.
Она сказала злобно:
– Я тоже могу сказать про судьбу, что она не парит, как орел, а подкрадывается, как крыса.
– С мечом в руке, – согласился он. – Но ты не жалуйся на судьбу. Ей, может быть, с тобой тоже не очень приятно.
Он произнес это так, что никакого сомнения, кого называет судьбой, она в ярости только смотрела, как он рванул дверь караулки и, только что медлительный и задумчивый, ворвался в нее, словно превратился в вихрь.
Она еще слышала смех, бросилась к двери, пальцы стиснуты в кулаки, а когда перескочила высокий порог, Олег, уже снова неспешный и величавый, как царь на престоле, осматривается посреди помещения, а среди перевернутых вместе со столом табуреток ворочаются, затихая, грузные мужчины в железных латах поверх кожаных доспехов.
К ее ногам подкатился кубок, из распахнутого зева продолжает выливаться слабеющая струйка вина. Барвинок вздрогнула и только сейчас сообразила, что из людей на полу хлещет почти такое же, потому мужчины любой кровавый бой обожают сравнивать с пиром, где упились так, что и не встали, а вино расплескали по полу, по стенам, смотреть… гм… приятно, мол, погуляли!
Волхв деловито снял с одного убитого роскошную перевязь с украшенными накладками ножнами, рукоять меча с красным рубином в навершии в самом деле отличается от других мечей, когда только и успел рассмотреть, хотя да, это понятно, мужчины в первую очередь смотрят на оружие, потом на самого человека.
– Хорошо живут, – произнес он озадаченно. – У простого стражника такой рубин?
– Это же начальник караула, – возразила она автоматически.
– Все равно, – пробормотал он. – Камень больно велик. Пойдем, чего стоишь? Я понимаю, смотреть приятно, но идти надо.
– Свинья, – прошипела она. – Тут крови по колено, а ему, видите ли, смотреть приятно!
– Не мне, – возразил он мирно. – Тебе…
– Почему мне?
– Женщина, – ответил он непонятно. – За свободу борешься.
И хоть вроде бы торопил ее, и вообще должны мчаться отсюда в панике и дикой спешке, оставляя клочья одежды на каждом углу, но сам как будто все делает замедленно, спокойно, чуть ли не сонно, хотя, надо признать, в какие-то моменты ускоряется так, что просто исчезал из виду, как прыгнувший кузнечик.
Дорога из подвала показалась впятеро длиннее, чем когда ее тащили сюда. Сердце трепетало от ужаса, вот-вот обнаружат, но стоило ей взглянуть на волхва, как начинало успокаиваться.
У него в самом деле спокойно-сосредоточенный вид, будто идет на базар покупать козу. На выходе из подвала встретился воин в добротных доспехах и с кувшином в руках. Он не успел вытаращить глаза, как тяжелый кулак ударил его в лицо.
Олег поймал выпавший из рук кувшин и бросил его Барвинок.
– Держи крепко!
Она ухватила, охнула и опустилась с ним до полу, кувшин тяжел, вино хлюпает возле самого горлышка. Олег пошарил на поясе оглушенного, снял связку ключей. Барвинок вздрогнула, когда он безжалостно наступил на горло часового и подержал так, прислушиваясь к его конвульсиям.
– Все, – сказал он наконец, – идем!
Она спросила затравленно:
– А что с этим делать?
Он покосился на кувшин.
– Выпить. Не хочешь? Тогда отнести наверх, прикинувшись служанкой.
– Меня все видели!
– Поставь на пол, – ответил он нетерпеливо, – осторожно, он хрупкий. И не отставай!
Она поспешила следом и, чтобы так не трясло, заставила себя думать, было ли насчет выпить все вино в кувшине слабым проблеском юмора или же у волхва получилось нечаянно, он по своей занудливости все понимает прямо и на все дает прямые ответы…
