ними деревянный настил с запасом камней, но все равно видно, что это молодой город, постоянно обновляющийся, жадно раздвигающий пределы, бурный и свежий, как молодая зелень…
На причале массы народу. Все галдят, как на восточном базаре, толкаются, норовят первыми протиснуться к парому, что есть всего лишь огромный, грубо сколоченный плот на десяток телег с лошадьми. Никто не следит за порядком, не раздает зуботычины простолюдинам, не кланяется угодливо знатным. Хотя в этом молодом народе еще и не должно быть четкой грани между знатью и черным людом…
Размышляя, он пробирался по улицам, жадно глазел по сторонам. Отец столько раз рисовал ему прутиком на песке город, что он помнил все до мелочей. Когда приблизился к заветному повороту, на миг охватил страх: а сохранился ли старый дом отца, когда тут чуть ли не каждый десятый дом перебирают по бревнышку прямо сейчас?
Огромный добротный терем высится в глубине двора. Путь к нему отрезает высокий забор, над широкими вратами широкий навес, дабы путник мог укрыться от дождя. Все на том же месте, что и указано на рисунке отца. Если и перебирали, заменяя подгнившие бревна новыми, то форму терема сохранили в точности.
Он с волнением остановился перед вратами. С той стороны ржут кони, доносятся сильные хриплые голоса мужчин. Наконец, решившись, постучал. Вышел немолодой хмурый гридень, оглядел с головы до ног, буркнул: «Чё надо?» – выслушал, неспешно удалился. Очень не скоро вернулся, кивком велел зайти во двор. На той стороне просторного, как поле для схваток, двора на крыльцо вышла старая женщина. Лицо злое, в глазах непонятный страх. Руки беспрестанно мяли грязный передник, то ли вытирала пальцы, то ли не могла усидеть без работы.
Тарильд поклонился, сказал счастливо:
– Здравствуйте!.. Меня зовут Тарильд, я ваш племянник.
Старуха подозрительно оглядела его с головы до ног. Бесцветные губы подобрались в жемок.
– Кто-кто?
– Тарильд, – повторил он все так же радостно. – Это было давно, но вы должны помнить!.. Мой отец, брат вашего мужа, уехал двадцать лет тому в дальние страны. Но он не погиб, а, напротив, женился, был счастлив, у него появились я и еще шесть сынов… Я – старший. Два месяца назад мой отец скончался, но перед смертью просил отвезти его прах на родину и захоронить. Вот я и прибыл…
Старуха презрительно скривила губы:
– Много всяких ходют… От старого Кизлюка кое-что осталось, почему не поживиться? Если ты в самом деле его сын… то откуда это видно?
Тарильд сказал счастливо:
– Мой отец все предусмотрел!.. Он дал мне пергамент, где рукой вашего почтенного мужа все написано!
Старуха все еще подозрительно всматривалась в него старческими подслеповатыми глазами:
– Да? И что же это за… пергамент?
Тарильд торопливо вытащил из-за пазухи завернутый в чистую тряпицу тонкий листок. Старуха приняла так же недоверчиво, всмотрелась, то поднося к носу, то отодвигая на расстояние вытянутой руки. Глаза ее не двигались, Тарильд заподозрил, что она читать не умеет вовсе, но не показывает виду.
– Стой здесь, – буркнула она. – Я пойду покажу мужу. Он свою руку узнает.
– Я подожду, – почтительно ответил Тарильд.
Старуха уже с порога обернулась:
– Да не воруй тут!.. Ходют всякие…
Тарильд переминался с ноги на ногу, довольный и счастливый. Терем мощно раскинул пристройки, от толстых бревен веяло надежностью и покоем.
Он ждал до вечера, не решаясь войти. Хотелось есть, во рту пересохло от жажды. Не зная, что делать, ходил по двору взад-вперед вдоль высокого забора, подойти и заглянуть с крыльца в терем не смел. Наконец калитка заскрипела, с улицы вошел крупный немолодой мужчина. Седые волосы красиво опускались на плечи, а белые как снег усы ниспадали на грудь.
– Эй, парень, – сказал он предостерегающе, – что-то я тебя не знаю. Чего крутишься в моем дворе? Что-то спереть наметился?
Тарильд воскликнул с облегчением:
– Вы, наверное, мой дядя?.. Меня зовут Тарильд, я приехал из тридевятого царства…
Мужчина всматривался с недоверием, но без враждебности.
– Да?.. Вообще-то малость похож… Ну а чё тут стоишь? Заходи в дом.
– Но ваша жена… она велела подождать.
– Чего?
– Она взяла тот пергамент, на котором вы своей рукой написали…
– Зачем? – удивился мужчина.
– Чтобы сверить… У вас должен быть такой же точно.
– Это правильно, – одобрил мужчина, – мудро. Сам знаешь, время было лихое… Мой старший брат, а твой, стало быть, отец уехал, оставив мне все свое добро. А я написал, что сберегу, и если он или его дети вернутся, то все получат в сохранности. Пойдем в дом!
Счастливый Тарильд прошел с ним через двор, а когда поднялись на крыльцо, Кизлюк-младший заорал
