– Дядя Ясень! – закричал Твердята. – К нам вторглись русы! Ты убьешь их всех?
– С готовностью, – ответил Ясень. Он обратил яростное лицо к сидящим за столами русам: – С готовностью.
На него посматривали искоса, оценивающе. Выше самого рослого из древлян, широк в плечах, с могучей грудью и длинными руками, перевитыми толстыми жилами. Двигается легко и точно, как большой кот. В движениях видна хищность и готовность бить и принимать удары, но опытный глаз замечал еще и то, что, несмотря на молодость, у парня уже поступь опытного бойца. А из-за его плеча недобро глядит рукоять длинного двуручного меча, что совсем неслыханно как для древлянина, так и вообще для славянина.
Ольха видела, как волна тяжелой крови бросилась в лицо киевского воеводы. Его широкая ладонь хлопнула по бедру, но на поясе было пусто. Налитые кровью глаза побежали по комнате в поисках оружия.
– Спасибо, Ясень, – сказала Ольха торопливо, – мы счастливы, что ты прибыл так спешно. Мои братья будут рады, если останешься на ночь… Или по крайней мере пробудешь, пока я провожу посланцев киевского князя.
Ингвар поднялся, сказал громко, бешенство сквозило в каждом слове, он почти давился, став еще больше похожим на разъяренного пса:
– Если мне понадобилось бы взять этот холм с деревяшками, я взял бы этой ночью. Но я могу взять и прямо сейчас!
Ясень повернулся к нему, одной рукой потянул из-за плеча меч. За столами ахнули. Двуручный меч был еще длиннее, чем все ожидали, а вращал им молодой витязь с такой легкостью, словно это была хворостина.
Улыбка его была жестокая, словно улыбалась сама смерть.
– Попробуй!
Ольха вскрикнула:
– Прекратите! Воевода, ты же знаешь, как охраняются ворота и стены! А теперь еще с двойной стражей!
Ингвар смотрел сквозь красный туман в глазах. Сердце стучало часто, его трясло, как медведь грушу. С огромным усилием заставил себя опуститься на лавку. Олег не простит, мелькнуло в голове. Что это нашло, что стал подобен дикому зверю? Он всегда умел с легкостью заставить себя делать то, что нужно, а сейчас трясется от бешенства, исходит слюной, и все почему? Не потому ли, что появился этот сопляк, которого он, несмотря на его широкие плечи и длинный меч, перешибет как соплю?
Недоставало, мелькнуло в голове злое, чтобы еще приревновал. К этой хитрой и коварной женщине, что умеет пользоваться даже своим смазливым личиком. Еще как умеет! И может прикинуться невинной овечкой, когда это потребуется.
– Двойная стража – это хорошо, – сказал он хрипло. – Это очень умно. Значит, я имею дело с воинами.
Он резко поднялся из-за стола, едва не опрокинув. С отвращением взглянул на еду, повернулся, пошел к выходу из терема. Даже русы проводили его озадаченными взглядами. Перемена в поведении воеводы была настолько крутой, что и самые близкие к нему Павка и Боян переглянулись, пожали плечами.
Ольха ощутила, как ее всю осыпало морозом, будто на голое тело стряхнули снег с зимней ветки. Холодный тон воеводы пугал больше, чем прямая угроза.
А за столом русов поднялся крепкоплечий дружинник с озорными глазами, крикнул весело:
– Кончай жевать!.. Пора седлать коней. Впереди – Киев!
Корчак неслышно подошел сзади, когда она наблюдала со своего поверха за двором. Дружинники Ингвара седлали коней, укладывали вьючные мешки. Ольха распорядилась снабдить уходящих врагов припасами на три дня. Гридни и стражи древлян угрюмо наблюдали за русами. Мечи и копья конечно же наготове, но все-таки какое облегчение, когда эти страшные люди уйдут!
– Зверь, не человек, – проговорил Корчак. – Не зря его страшатся даже в Киеве.
Ольха вздрогнула:
– Ты о Ингваре?
– Княгиня… Ты тоже смотришь только на него. И ты права. Он – ключ ко всему. Мы слишком честны и просты, а он повидал мир, пришел из-за моря. Ты знаешь, что это такое? Даже я не знаю.
– А зачем мне знать? – сказала она, защищаясь. – Это моя родная земля, мой родной лес. Это весь мир, мне не надо другого.
Она чувствовала по скрипу кожаного доспеха, как он замедленно пожал плечами.
– Наверное, так… Но мужчин всегда влечет даль, я сам стремился выйти из леса. Увидеть хотя бы Степь, о которой говорят кощунники. Море, может быть, просто выдумка, трудно вообразить воды больше, чем в нашей речке, но Степь – это вырубленный лес, как мы сделали вокруг крепости… Правда, приходится каждую весну рубить молодняк, иначе лес снова отвоюет землю, а в Степи сколько же надо народу держать, чтобы всякий раз вырубывать молодой лесок? Он же прет из земли неудержимо! Все-таки я верю, хочу верить, что есть и Степь, есть и Море, есть и непохожие на нас племена… Ингвар – порождение другого мира. Он разнообразнее, так как видел разное, учился разному. Я боюсь, что нам с ним не справиться. Это великое облегчение, что он покидает нас.
Она зябко передернула плечами. Великое облегчение! Старый воевода даже не представляет, какое это облегчение для нее. Она всегда была хозяйкой себе, другим, всему граду и племени. Но в его руках едва не потеряла себя. Конечно, он застал ее врасплох, она была не готова, другого такого случая не повторится, но все же…
– Мне не надо перемен, – заявила она твердо, даже слишком твердо. – Когда женщине требуются перемены, она двигает мебель.
