брызги гнилой воды взлетели до помоста. Ингвар соскользнул по столбу, теплая вода с готовностью поднялась до груди. Под ногами что-то шевельнулось, попыталось вывернуться. Ингвар с гадливым чувством поспешил выйти из-под навеса. Гадят и мочатся прямо с помоста, а вода в болотах совсем не проточная.
Он догнал Ольху уже на берегу. Ее выводили из болота, держа за руки, Павка и Боян. Павка с восхищением покрутил головой:
– Здорово ты ее…
А Боян вовсе раскрыл рот.
– Но как ты учуял?
Ольха тоже косилась круглым глазом, как рассерженная птица. Ингвар хмурился, как-то унизительно признаться, что все его чувства были обострены до предела не из-за опасности, а из страха не найти эту женщину. И потому ему сперва почудилось, что среди плотной вони из гниющих рыбьих внутренностей и нечистот снизу донесся едва слышный аромат лесных цветов, а потом уверился, что она где-то рядом, тайно слушает, а то и видит его, ее преследователя.
Да, тогда его взгляд упал на плетеную стену. Она могла затаиться там, прильнуть к щелочке! Оставалось только притвориться, что пьян и путает правую и левую руку.
– Ты в самом деле осталась бы в этом болоте? – спросил он со злой насмешкой.
– Зачем? – отпарировала она. – Я знаю обратно дорогу.
– Так бы тебя и отпустили! Если великого князя не страшатся, то что им далекие древляне?
Она промолчала, не желая соглашаться с лютым врагом. Иначе недалеко и до признания, что она, поняв, что ей грозит, не так уж и старалась затаиться. И не одно любопытство заставило ее прильнуть к щелочке, рассматривать его, такого надменного, сурового, непривычно высокого среди мелкорослой дрягвы. Ей даже показалось, что на нем все еще следы волн северного моря, хотя, по некоторым слухам, он родился уже здесь, вдали от родных мест.
Глава 12
Выйдя на берег, он вернулся к завалу, где двое ждали с конями, посадил ее на Ракшана впереди себя. Слишком измученная, чтобы сопротивляться, Ольха лишь закусила губу. Ничего, дикая жизнь в лесу научила и затаиваться. Она сумеет ударить, сумеет стереть победную ухмылку с ненавистной рожи!
– Вперед! – велел Ингвар звучным голосом. – Нас заждались в Киеве!
Кони сразу перешли в галоп. Павка по своей привычке понесся впереди, остальные дружинники скакали в хвосте, прикрывая воеводу с пленницей. Ингвар ощутил, как худенькое тело в его руках начало вздрагивать. В схватке коса расплелась, волосы закрывали ее лицо, теперь он понимал, что Ольха позволила ей расплестись намеренно. За таким занавесом беззвучно плачет, сотрясаясь от рыданий.
«Ящер меня возьми, – подумал он бессильно. – Сама же виновата, змея подколодная». Не сопротивлялась бы, люди не погибли бы ни с ее стороны, ни с его. И осталась бы… Да, забрали бы заложниками только ее младших братьев. Так, на всякий случай. А она правила бы почти как и раньше, всего лишь признав Олега верховным князем примученных к дани племен, князем над князьями.
Руки его начали сближаться. Он с великим трудом заставил себя скакать, как будто не слышит ее молчаливого плача. Кожа горела как в огне, так хотелось прижать ее к груди, погладить по голове, успокоить.
Скорее бы Киев, взмолился он. Никогда не жаждал так очутиться в городе. Сдать ее князю Олегу, пусть сам расхлебывает. А она наконец-то убедится, что Киев – не такое уж и кровавое место. И что там вовсе не враги.
Он вспомнил ее лицо, ее глаза. Да, ей долго не придется ждать, когда кто-то возьмет ее в жены. Отбоя не будет! Возьмут и будут счастливы. Даже не ради ее земель, а ради ее самой. И каждый вечер она будет кому-то снимать сапоги, стелить постель…
Он скривился и сам не понял, почему одна только мысль, что она станет чьей-то женой, подняла волосы на затылке, а по коже пробежали мерзкие пупырышки, будто после ядовитой многоножки. Да, она приживется в Киеве, потому что назад дороги не будет. Он сам отрезал ей все дороги.
– Плачь, – сказал он сочувствующе, – плачь сейчас. Мне мама говорила, что лучше выплакаться сразу.
Ее голос был едва слышен:
– Кто сказал, что я плачу?
– Мне показалось.
– Пусть не кажется… Женщины нашего племени не плачут в руках врага. Княгиня не будет плакать тем более.
Он чувствовал, как она глубоко вздохнула, стараясь выровнять дыхание и прекратить тихий безнадежный плач. Она враг, беспощадный враг, но он чувствовал уважение к ее стойкости. Если бы родилась мужчиной, она бы водила дружины в походы. Возможно, сама бы огнем и мечом соединяла племена в одно крепкое государство.
– Скоро Киев, – сказал он. – Ты увидишь другую жизнь.
Ее голос стал тверже, он почувствовал в нем мощь, словно она вложила в него всю жизнь:
– Сварог, взгляни на землю!.. Перун, мой бог, я ли не приносила тебе кровавые жертвы? Меня хотят отдать под власть коварного пришельца из-за моря, ненавистного князя русов Олега! Помоги, а я клянусь, что не успокоюсь, пока не убью и не брошу собакам его кровавого пса – Ингвара Северного.
Его потрясла не сама клятва, а та страстность, с какой она ее произнесла. С холодком по спине понял, что древлянская княгиня в самом деле не успокоится, пока не выполнит клятву. Неважно, дала ее богам, родителям или себе.
Он ехал молча, покачиваясь в седле в такт шагов Ракшана. Чувствовал себя так, будто его окунули в
