смотрит на него и любуется.
Да, он был построен мощно: массивные стены, три поверха, высокая крепостная стена, глубокий ров, что перекрывает дорогу от суши, узкие бойницы в стенах кремля… К воротам ведет мост, что перекинут через ров. Ольха с недоумением увидела толстые канаты. За них, как она не сразу догадалась, привязан край моста. Неужто это, как она слыхала от кощунников, тот самый необычный мост, который можно опускать и поднимать, отрезая дорогу нападающим?
Боян оказался рядом, кивнул:
– Нравится?
– Еще бы, – прошептала она. – Как в сказке… Чей это?
– Ингвара, – ответил Боян с такой гордостью, будто только что сам выиграл в кости этот кремль со всеми окрестными землями, весями и пастбищами.
– Да? Тогда он должен быть сказочно богат.
Подъехал Окунь, фыркнул, как большой конь, которому с сеном попала муха размером с лягушку:
– Для мужчины это неважно. Для мужика разве что…
Послышался стук колес. Ольха тронула коня, Боян и Окунь на рысях ехали по бокам. Дорога дальше пошла прямая, как стрела, словно спешила в нетерпении домчаться до чудесного кремля и юркнуть под его своды.
Ольха, несмотря на сумрачное настроение, ощутила, как сердце застучало часто и взволнованно. Чего только не навидалась с того дня, как ее связанную увезли из родных земель! И, похоже, это еще не конец.
– А кто строил такую красоту? – спросила она возбужденно. Помрачнела, голос стал сухим. – Кого-то из полянских князей зарезали?
Боян расхохотался:
– Полянских? Да разве поляне такой замок построят?
– Замок?
– Ну да. По-вашему, кремль, только чуть… иначе. Это выстроил еще Аскольд. Его люди строили. Правда, поляне помогали, но так, по малости. Ямы копали, бревна носили… Аскольд в нем жил, когда Киев оставлял на своего друга Дира. А потом, когда пришел Олег… Ну, дальше ты знаешь.
Кони, завидя вырастающие впереди ворота замка, неслись весело, взбрыкивали, ржали, помахивали хвостами. Когда копыта застучали по деревянному мосту, Ольха убедилась, что в самом деле тот лежит на деревянном настиле свободно, ничем не закреплен. Входит тютелька в тютельку, телега проедет, и молоко в горшках не колыхнется. А канатами можно поднять так, что встанет на дыбки, прикрывая собой на той стороне рва и без того закрытые ворота.
Окунь, не слезая с седла, рукоятью топора постучал в ворота. Прислушался, привстал на стременах, заорал рассерженно:
– Эй, там? Кончай спать!
Над деревянным частоколом появилась лохматая голова. Мужик тупо смотрел на всадника, зевал, тер глаза, наконец сказал удивленно:
– Никак Окунь? Ишь, пожаловал… А это с тобой кто?
– Открывай ворота! – прикрикнул Окунь, уже свирепея. – С курами ложитесь, что ли? Не видишь, сам хозяин едет.
Над воротами появились еще головы, оглядели всех, рассмотрели наконец в подъезжающей повозке Ингвара. По ту сторону ворот послышался визг, метушня, топот, затем загремели тяжелые засовы.
Ворота отворились быстро, за створки тянули десятки рук. Ольха на мгновение задержала коня, ошеломленная увиденным. Двор огромен и тоже, как у великого князя, вымощен каменными плитами. Терем на той стороне двора сложен из камня, самые мелкие с бычью голову, лишь верхний поверх, третий, из дерева. Однако бревна такой толщины, что какие же велеты сумели поднять их так высоко? Окна из цветного стекла, в то время как даже окна бояр и знатных воевод Киева затянуты пусть не бычьим пузырем, как у древлян, но все же у них вставлены тонкие прозрачные пластинки кварца или простой слюды.
Из пристроек выбегала челядь. Ольха с удивлением заметила, что почти все смеялись, кричали весело, женщины поднимали детей над головой, указывая на повозку с Ингваром. Похоже, его не очень боятся, подумала она с удивлением. А ведь вся прислуга из покоренных полян… Или уже свыклись с ролью рабов?
Окунь у крыльца бросил поводья мальчишке, призывно махал рукой. Ингвар вылез из повозки, держался прямо. Лицо его было бледное, но глаза блестели. Он улыбался и вздымал над головой руки, приветствовал всех и вся.
На крыльцо неспешно вышла рослая, добротно одетая женщина. Лицо было строгим, крючковатый нос роднил ее с хищной птицей. Она уперла руки в бока.
– Явились… – Голос ее был могучим, гулким, словно шел из глубокого колодца. – Где вас черти носили?
Ингвар раскинул руки:
– Узнаю Зверяту! Неужто теперь здороваются так?
Дружинники покидали коней, мальчишки наперебой расхватывали, тащили на конюшню. Двое подрались за право повести к колодцу настоящего боевого коня, оба заревели. Ольха, единственная из приехавших, оставалась в седле. Она пленница, без воли ее тюремщика не смеет шевельнуть и пальцем. Так он сказал.
Ингвар протянул ей руку и насмешливо, так поняла, преклонил колено. Что ж, получи! Она наступила ему на колено, стараясь сделать побольнее, затем спрыгнула на землю.
