спокойно слышать зов боевой трубы, но сейчас лишь мазнул взлядом по страшному ширящемуся зареву, повернулся и с глубокой нежностью смотрел в ее лицо.
– Итания, – голос его звучал грустно, – я стал героем, когда был не сильнее, скажем, Аснерда или Скилла. Это не хвастовство, я в самом деле сделал то, чего не мог до меня никто: отыскал меч Хорса, а его искали тысячу лет!.. Но потом…
– Что случилось потом?
– Я стал бессмертным, – ответил он просто. – Ты знаешь, как я пытался и что именно пытался, и знаешь, что получалось… Теперь же никто не сможет меня даже поцарапать! Хоть с мечом Хорса в руке, хоть без него, ибо его частица уже во мне, я чувствую эту огненную мощь. Я сейчас сильнее всех богов, о которых рассказывают жрецы… Но как я стану сражаться, зная, что никакой противник не выстоит? Я артанин, Итания.
Грохот приближался, рос, начал сотрясать стены дворца. Итания расширенными глазами смотрела на Придона. Он стоял у окна, оранжевое зарево бросало на него недобрый отсвет, она видела только темный силуэт.
– Придон, – позвала она дрожащим голосом. – Придон!
Он не поворачивался, она подошла и легко положила ладонь на его твердое плечо. Показалось, что пальцы лежат на округлом валуне. Он обернулся, она отшатнулась в безмерном удивлении. Он улыбался широко и открыто.
– Я жил! – выдохнул он с жаром. – Я прошел огонь и воду, был в горах и в лесах, дрался с дивами и богами!.. Я любил и люблю безумно самую прекрасную женщину на свете… А что может быть выше?
Она вскрикнула:
– Придон!.. Я ничего не понимаю! О чем ты думаешь?
Его рука медленно потащила из ножен меч, мышцы красиво вздулись, он снова стоял перед ней молодой, красивый и беспечный, как в тот первый день. Зал осветился неземным огнем.
На стене появилась гигантская черная фигура, зловеще сдвинулась, страшная и угловатая. Итания замерла, это не ее привычная тень, что таскается за нею всюду, а если вблизи два светильника или больше, то и теней больше, серых и невыразительных. Свет выжег все тени, уже ни стол, ни металлические или мраморные статуи не отбрасывают в этом звездном огне тени, только от ног Придона тень протянулась через зал и застыла на дальней стене, угольно-черная, поглощающая все, даже камни.
Итания вскрикнула в ужасе:
– Придон!.. Что ты задумал?
– Итания, – сказал он любяще. В его глазах влажно заблистало. – Я был не прав… Я обижал, я думал только о себе, полагая, что о тебе! Я был не прав… и в другом, во многом, но теперь уже поздно. Но я – жил. Итания, я так люблю тебя… Я так люблю… Теперь даже в песнях не смог бы, как безмерно!..
Голос его прервался, в нем было столько любви и нежности, что Итания не выдержала, заплакала, бросилась ему на грудь. Он обнял ее одной рукой, другой не выпускал меч. В его глазах заблестели слезы, тяжелый квадратный подбородок вздрогнул. От них двоих во все стороны шел радостный чистейший свет, настоящий, свет первого дня, что заблистал раньше солнца и звезд.
– Что ты задумал? – спросила она беспомощно.
Он отпустил ее и как завороженный пошел к стене, не отводя от стены взгляда. Тень укорачивалась, уменьшалась, а когда он стал напротив стены, тень была уже почти его размеров. Итания неслышно шла рядом и потому услышала, как Придон произнес тихо, однако она уловила в его могучем голосе обвинение и печаль:
– Азазель, ты все знал…
Он повернулся, поцеловал ее крепко-крепко, до боли, она задохнулась, на ее губах солоноватая горечь его слез смешалась с ее слезами, а он молниеносно развернулся, меч превратился в широкий блистающий веер белого пламени.
Послышался легкий хруст, словно проломили корочку свежеиспеченного хлеба. Лезвие светоносного меча погрузилось в стену по самую рукоять. Придон стоял неподвижно, красивый и надменный, а черная тень судорожно дернулась, темные руки взметнулись в жесте отчаяния, черные пальцы ухватились за грудь… за то место в стене, куда в камни вонзился меч.
Он повернулся, лицо смертельно бледное, прошептал:
– Итания… Не о Творце мое последнее слово… Я везде буду любить тебя!..
Глаза его не отрывались от Итании. Смотрел бесконечно долго, вбирая взглядом, чтобы унести в те дали, куда зовет неведомый Азазель. Итания вскрикнула, хотела обхватить его обеими руками, удержать, однако он уже повалился навзничь. Пол дрогнул, словно обрушилась гора. На стенах затрепетали огоньки светильников. Дверь трещала под ударами, выгибалась, с той стороны доносились крики, звон оружия, тяжелый грохот.
Она села на пол рядом с его телом, в глазах нестерпимо жжет, ладонь опустилась ему на лоб. Пальцы обожгло, Придон все еще накален, смертельный холод придет не скоро. Трепещущий свет померк, горящее лезвие быстро истаяло, по рукояти меча пробежала извилистая молния. Меч исчез, как прежде исчезла тень.
Дверь затрещала громче, вылетели обломки досок. В щели замелькали топоры, мечи, разъяренные бородатые лица. Крики стали ликующими, треск досок, лязг металла, в зал через пролом ворвались люди. От них веяло кровью и смертью, доспехи забрызганы красным, пурпурные капли срываются с лезвий обнаженных мечей.
Впереди бежали люди, лица их знакомы, видела во дворце, но не знала имен. Один, громадный, как медведь, в кольчуге и с непокрытой головой, начал на ходу поднимать длинный меч с красным лезвием. Она сказала мертвым голосом:
– Уберите оружие. Он не ответит.
Запыхавшийся Антланец опустил меч, глаза его метнули взгляд на кинжал в ее руке.
