сейчас я должен чувствовать в себе Силу, а как же, со мной Сила, сами мы не местные, а из джедаев, нам что не по плечу, то по… словом, все равно герои.
– Хорошо, – ответил он кисло, даже поблек на глазах, плечи чуть опустились, а голос звучал уже не так властно, – я действительно не главный в команде, хотя и далеко не на последнем месте. Потому могу и сам задавать некоторые вопросы… Например, такой: почему к вам такой повышенный интерес?
– Ого, – сказал я. – Вы и этого не знаете? А хочется свою игру начать, правда?
Он покосился на неподвижных соратников, проговорил чуть тише:
– Дело в том, что Индельв и Мата Фуги, вы ее знали как Марью Петровну, – с ними понятно, для одних вы – наследный герцог, для других – королевский наследник, но повстанцы? Мятежники, отрицающую всякую власть?
Я постарался вспомнить, кто же эти мятежники, порылся в памяти, взглянул за поддержкой на торкессу, но она почему-то отвела взгляд. Я легонько пихнул ее локтем, однако торкесса даже отступила на полшага и упорно смотрит в пол, не желая встречаться со мной взглядом. Да фиг с ней, решил я, с этой частью загадки. Конечно же, я и есть самая что ни есть уникальная ценность, потому что это и есть я, любимый и единственный, а все остальные… они совсем не ценные уже тем, что они – не я, но что-то все еще мешает говорить об этом вслух, хотя другие уже об этом говорят и пишут без всякого стеснения, мужчины ходят, распустив животы, а женщины не разгибают коленей, полагая, что приоткрытые яйцеклады все компенсируют.
– В моих жилах течет кровь также Бакунина, – ответил я, – Кропоткина, Че Гевары, Хоттаба, Аттилы, Чингисхана и прочих сокрушителей империй.
Он проговорил медленно, не отрывая от меня пронизывающих глаз:
– А если предположить, что вы, помимо всего, еще и наследник последней всегалактической Империи? Истинный?.. Ведь нынешняя ветвь, если быть точным, узурпаторская! Генкон Третий силой и предательством устранил законного императора, благородного Роланда Шестидесятого, но было известно точно, что Роланд успел оставить наследника… И самое удивительное, но достаточно достоверное, что повстанцы мечтают о восстановлении Империи, при которой все эти герцоги и мелкие короли будут свергнуты и низведены до положения простых звездных губернаторов!
Я ощутил приятное щекотание. В приятных грезах иногда представлял себе, что я – потомок Александра Невского, Дмитрия Донского, а то и вовсе самого Рюрика, но до Роланда Шестидесятого с его всегалактической Империей даже самые смелые фантазии не запархивали…
Что-то пропикало. Он вздрогнул, с несвойственной человеку с такой внешностью суетливостью выхватил из нагрудного кармана мобильник. Щелкнула, откидываясь, крышка. На лицо упал снизу свет от монитора, оно показалось жестоким и даже очень жестоким.
– Да, – сказал он. – Да… Хорошо!.. Выполню… Да. Да, конечно!.. Слушаю… Будет исполнено.
Он сунул мобильник обратно, кивнул на торкессу:
– Ты пойдешь со мной.
Она беспомощно прижалась ко мне.
– Что вам от нас надо? – спросил я довольно глупо, сам понимал, что глупо, но язык поворачивался сам, некоторые фразы, как: «О, нет!», «С тобой все в порядке?», «Позволь тебе помочь», «Слезинка невинного ребенка», «Терроризм не имеет национальности», «Ист фантастик!», «Не будь героем» – уже в подпрограмме и лезут сами, не спрашиваясь разума. – Возьмите меня!
Они оглядели меня, у некоторых в глазах появилось оценивающее выражение, один вовсе заколебался, но Искандерберг сказал резко:
– Возьмите женщину!
Ее грубо оторвали от меня, она цеплялась и плакала, в больших невинных глазах море слез и горестное недоумение, я сказал ей, уволакиваемой, вслед:
– Держись, я скоро приду за тобой.
Она прокричала мне:
– Береги себя! А я расслаблюсь и постараюсь получить удовольствие…
Искандерберг желчно рассмеялся. Двое подручных подтащили ее к малозаметной двери. Он сказал мне обрекающе:
– Прощай! Этот приятный миг я запомню надолго.
Она в дверях уцепилась за косяк и прокричала мне:
– Все равно я буду представлять тебя!
Искандерберг грубо втолкнул ее, металлическая дверь захлопнулась за ними с жутким лязгом. Я быстро оглядел оставшихся пятерых громил. Все типичные быки, крепкие, накачанные, и хотя я сам не кладезь мудрости, но рядом с ними я прямо Фома Аквинский и Платон с Невтоном. На их тупых лицах появились подобия улыбок, только пятый не улыбается, хоть и бык, но выглядит атлетическим красавцем, с благородным красивым лицом, выступающей вперед нижней челюстью. Грудь настолько широка, что на ней можно было, можно, а огромные мускулистые руки напоминают… да, напоминают, хотя в плечах широк, как Черное море, в поясе ему мог бы подойти ремешок царицы амазонок Медеи.
Он взглянул на одного из гигантов, тот кивнул, взревел грубым голосом:
– Ну, теперь тебя будем казнить! Но, похоже, ты совсем не тот, за кого тебя принимают. По крайней мере, не настолько умен.
Он коротко и резко ударил меня под дых. Я задохнулся от неожиданной боли, тут же резкий удар по печени согнул меня вдвое.
Я просипел, стараясь не кривиться от резкого спазма:
– Заткнись, горилла. Пусть уж твой вожак и говорит сам.
