– В жизни обманывают только три вещи, – сказал я, – часы, весы и женщины.
– Ты это к чему? Я, по-твоему, тебя обманываю?
– Ну, если ты женщина… Хотя я выразил в своем изящном силлогизме, что не обманываю я. Вот такой я замечательный.
– А тебе можно задать один откровенный вопрос?
– Можно, – ответил я, но предупредил: – По земным законам, ложь не считается ложью при ответе на вопрос, который спрашивающий не должен был задавать.
Она не поняла, округлила глаза:
– Это как?
– Кто много спрашивает, – объяснил я популярнее, – тому много брешут.
Она вздохнула:
– Моя невозмутимость иногда меня просто бесит! Почему я тебя не удавила по дороге голыми руками?
– Потому что без мудрого поводыря ты сгинешь, – объяснил я.
– А ты мудр?
– Еще как мудер!
– Как же ты ухитрился? – спросила она саркастически.
– Приобрести жизненную мудрость, – объяснил я наставительно, – можно тремя путями: читать умные книги, наблюдать, как действуют мудрые люди, помочиться на оголенный провод под напряжением.
Она произнесла преисполненным сарказма голосом:
– Понимаю, понимаю, как приобретал мудрость ты…
– Как и Ницше, – ответил я, – чтобы не умереть от жажды, пил из всех стаканов. Ну, скоро?
Она оглядела стол довольно, но тут же сказала бурчаще:
– Если бы у меня было больше исходного материала, времени…
Я молча подсел к столу и начал жрать. Торкесса вздохнула, села напротив, но не ела, смотрела с укором. Я спохватился, раскупорил шампанское, по хвастливому обычаю извозчиков и конюхов стрельнул пробкой, пусть все видят, что у нас вино бла-а-агородных, а не привычная сивуха, вот смотрите все, разлил по бокалам, залив пеной половину стола.
– Ну, – сказал я, – поехали!
Она вскинула высокие дуги бровей:
– Куда?.. Сейчас?
– Темнота, – сказал я с чувством превосходства. – Вот так шпиенов и вылавливают. Пей и не крякай! Разумничалась. А теперь закусывай. Да не так. Закусывай – это означает: жри сразу после рюмки вина или водки. После коньяка тоже закусывают, а не едят.
Распили одну бутылку, хорошо пошло, мы за эту беготню иссохли, а сейчас так приятно, когда извобленное тело наливается влагой, можно даже сказать, живительной, и без всякой двусмысленности, даже без намеков, в самом деле живительная, везде заработало, потом вторую, а затем я раскупорил и третью. Все это время не следил, чтобы к мясу красное, а к рыбе белое: шампанское ко всему подходит, а правила пусть соблюдают закомплексованные. Настоящий мужчина должен быть несколько неряшлив… ну, вы меня понимаете, жрать должен с удовольствием, чтобы хозяйка осталась довольна.
– А почему не заказала ничего для себя одеться? – спросил я.
Она слегка потупила глазки, щеки коснулся нежный румянец.
– Разве мне плохо в твоей рубашке?
– Ну, гм…
– Мне так нравится, так нравится!.. Я посмотрела на себя в зеркало, это же просто чудо… Когда появлюсь в ней в своем звездном мире, там все с ума сойдут, на всех наших мирах захотят скопировать…
Я спросил с интересом:
– И получится?
– Нет, – ответила торкесса счастливо. – Им придется обращаться ко мне за разрешением, я сразу же объявлю о своем исключительном праве ходить в твоей рубашке!
ГЛАВА 5
По телевизору сообщили о побеге очередного маньяка, что зарезал пятерых молодых женщин, потом показали несколько катастроф по свету, снова вернулись к местной хронике, мы увидели пару исполинских пробок, одна, если честно, по нашей вине, в остальных не грешны, хоть какое-то облегчение на сегодня.
После ужина торкесса хотела вымыть посуду, я отмахнулся:
– Оставь…
– Здесь так принято? – удивилась она. Догадалась. – Явится горничная и все уберет?
– Нет, – сказал я практично. – Завтракать нам из нее вряд ли придется, а раз так, зачем стараться?
