ГЛАВА 50
Три дня их не выпускали из казарм. Приезжали комиссии, даже из Москвы явились трое экспертов, все выспрашивали, вынюхивали, так и уехали, подтвердив учеными званиями диагноз «помешательство».
Дважды являлись подчеркнуто вежливые и корректные люди из международных организаций. Тоже расспрашивали, причем их расспросы выходили далеко за рамки обычной медицинской экспертизы. Ничего вроде бы не записывали, но у Чернова осталось ощущение, что его просветили до последнего эритроцита, сфотографировали во всех видах излучений и даже просканировали сеть нейронов во всем теле.
Лишь на четвертый день им разрешили покидать казарму в неслужебное время. На стадионе юсовцы выставили охрану, угрюмо заявили, что иванам теперь сюда лучше не соваться.
В тот же вечер четверых солдат, заглянувших в город во время увольнительной, встретил отряд крепких коммандос. У парней не было шансов, хотя они сами подтвердили, что юсовцы пошли на них вчетвером, остальные встали кругом и только смотрели, но бежать не дали бы.
Четверо юсовцев, настоящие чудовища, черные, как смола в преисподней, огромные, как слоны, изметелили так, как гориллы побили бы мартышек. А когда русские на земле глотали кровавые сопли, их долго и безжалостно били ногами. Заветы русских мужиков, которые лежачих не бьют, юсовцам незнакомы, у них лежачих топчут с особой охотой и удовольствием. Четверо русских очнулись только в лазарете, где двоих тут же пришлось подключить к капельницам, а одного – к аппарату искусственной вентиляции легких.
Снова, как стало известно, юсовцам мягко попеняли. Их-де понять можно, святая месть за своих, это же простые и естественные чувства, но все же надо помнить, что хоть русские и последние скоты, но все здесь – миротворцы, на них смотрит весь мир, они должны прекращать драки между албанцами и сербами, а не затевать схватки сами…
На этот раз Чернов дописал письмо быстро и решительно. Он чувствовал вдохновение, слова рождались сами, с готовностью ложились на бумагу, рифмовались, звучали красиво и возвышенно.
– Ты куда? – спросил дневальный сонно.
Чернов помахал конвертом:
– Пойду брошу в ящик.
– Наконец-то закончил? – спросил дневальный. – Смотри, если неделю будешь таскать в кармане… как вон я, то измусолишь так, что на почте выбросят.
– А я прямо к ящику, – сообщил Чернов.
– Возьми конверт в зубы, – посоветовал дневальный. – Так и иди! Пусть смеются, зато точно не забудешь, куда идешь.
Воздух был чистый и свежий, чувствовалась близость огромного теплого моря. В синеве пронеслась стая мелких птах.
– Точно не забуду, – сказал Чернов тихонько. – Это уж точно…
Ноги легко и свободно понесли через плац, дальше пара домов, длинный забор с надписью: «Американский президент – король всего мира!», которую с подачи американских миротворцев албанцы регулярно подновляют, и наконец открылся вид на райский уголок, где все почищено, вымыто, надраено до блеска.
Сектор, где располагались коттеджи для штатовских войск, блистал. Здание, которое язык не поворачивается назвать казармой, весь комплекс, включающий столовую, бассейн, спортивный зал, собственный кинотеатр и еще массу зданий непонятного неизбалованному русскому человеку назначения, а помимо всего – дорожки, ювелирно выложенные брусчаткой, аккуратные и невероятно зеленые, словно свежевыкрашенные, газончики с по-солдатски ровной прямой травой, площадки для баскетбола, волейбола, тенниса…
Со стадиона доносился довольный рев: «быки» теснят «носорогов», русские в глубокой дупе, им показали, иванам свихнутым…
Автомобильную дорогу в их сектор перекрывал шлагбаум, а за ним еще и крепкие ворота с ажурной решеткой. Из будочки вышел массивный негр, на голову выше Чернова, крепкий, накачанный. Еще один остался в будке за пуленепробиваемым стеклом. Видно было, как снял трубку и что-то говорит, поглядывая в их сторону.
– По какому делу? – спросил негр отрывисто.
Чернов открыто и чисто улыбнулся.
– По дружественному, – ответил он на чистейшем английском языке уроженца аристократических семей. – У нас случился неприятный казус… Мне бы хотелось, чтобы как-то… ну, словом, так не должно было быть, вы же понимаете!
Негр смотрел пристально. Русский улыбается дружелюбно и чуть заискивающе. Автомат свисает стволом вниз. Да и не похож он на того припадочного, который, говорят, трясся и орал как резаный. Этот – грамотный. И говорит по-английски, как сама английская королева…
– Оставь оружие в караулке, – распорядился он. – Сейчас ребята на стадионе, но с десяток ты найдешь в пивном баре… Вон то здание с неоновой вывеской!
Чернов поблагодарил, красиво и изысканно. У него все сегодня получалось красиво и изысканно. Он чувствовал, что двигается красиво и легко, соображает так, что положи перед ним задачу сформулировать общую теорию относительности – ему понадобится не больше чем десять минут.
По зеленому, безукоризненно ровному газону двигались две ярко-красные газонокосилки. За ними брели двое, едва-едва держась за металлические, красиво изогнутые ручки.
Он чувствовал взгляды обоих, даже стрекотание машинок стало суетливее. Черт с вами. Он шел к бару, чувствуя, как его спина выпрямляется, плечи разведены, а ровная брусчатка прогибается под его чугунно- балетными шагами.
Стены бара дрожали от рева, похожего на работу турбин взлетающего самолета. Дверь распахнулась,
