здоровяк, просто в природе мало таких вот бегущих по эскалаторам, обгоняющих время, даже когда спешить вроде и некуда. Да на самом деле и не надо природе такое. Основная масса должна просто работать от и до. И не стремиться к большему, чем отдохнуть, оттянуться, побалдеть, расслабиться… Иначе цивилизация, да и весь род человеческий могут просто не выжить, если бы в нем появилось слишком много таких вот обгоняющих эскалатор!
Но и нельзя опускать эту основную массу еще ниже, как делает штатовский образ жизни. Наоборот, ее нужно тащить вверх изо всех сил. И она будет подниматься. Так, по миллиметру за столетие.
Володя вел машину осторожно, я не разрешаю брызгать из-под колес, а все выбоины залиты водой, сопел, хмыкал, сказал наконец в сердцах:
– Что ж мы молчим? Китайцы вот-вот через границу полезут!
– Кто сказал? – спросил я.
– Все говорят, – отрезал он. – Даже моя глухая соседка, что свое имя забывает, и то вчера как клещами вцепилась у подъезда! Я уж думал, насиловать будет. Куда там, мы ж не в Империи… Потребовала: скажи да скажи, когда пошлем войска. Куда, спрашиваю, хоть уже догадался. Чтоб гадов обратно, отвечает…
– Куда обратно? – спросил я, как глуховатая соседка Володи.
– В Китай! Говорят, уже целые группы переходят границу. Наши, мол, молчат, потому что не решили, что делать… Если бы они с танками – другое дело, но двинули сто миллионов… ну, тут бабка загнула, но и одного миллиона беременных баб с детишками хватит…
– Для чего?
– Чтобы Дальний Восток оттяпать! – сказал он сварливо. – Они ж зарятся вон уже сколько! А сейчас вот и начали…
Машина вышла на магистраль, заняла средний ряд и понеслась, как ракета. На другие авто брызгать можно, это я разрешал.
– Володя, – сказал я проникновенно, – ничего китаезы не начали. Хочешь, ставлю все свое жалованье против твоего рубля, что эти слухи – козни идеологических гадов?
Он с недоверием покосился в мою сторону:
– Вы такой азартный?
– Очень, – признался я. – Потому ни во что не играю.
У Кречета кабинет уже третий год напоминает полевой штаб во время наступления. То и дело входят и выходят министры, члены правительства, люди из аппарата президента, еще какие-то неизвестные, но явно допущенные к секретам. А при прошлом президенте, говорят, во всем Кремле была такая тишь да гладь… ну как в какой-нибудь застойной Швеции.
О доктрине никто не вспоминал. Я понимал, что для того, чтобы ее запустить, кроме ненависти к Империи, надо кое-что и еще. Хотя бы те же деньги. Немало денег. Чтобы экстремистов за рубежом вооружить, поддержать, заинтересовать, перевербовать или перенацелить, да и в своей стране медленно раскрывать тупоголовой массе глазки.
Сейчас, в эпоху юриспруденции, не стоит так уж прямо ломиться в стену. По возможности надо ссылаться на право. Обосновать необходимость убивать американцев, как совсем недавно благочестивые христиане убивали всех язычников, включая женщин и детей. Тем самым приобщая мир к более сложной и одухотворенной вере, более высоким нравственным идеалам.
Егоров, очень озабоченный, подошел к Кречету бочком, сказал негромко:
– Господин президент… Перекос вышел.
– Ну?
Егоров отшатнулся от генеральского рыка, сказал торопливо:
– Русской мафии нанесен непоправимый урон. Даже не мафии, а криминалитету… Но тут же активизировались другие группировки. Не русские, так сказать.
– Лица кавказской национальности?
– Они тоже. И всякие там китайцы, чечены, вьетнамцы, нигерийцы, колумбийцы…
– Так займитесь ими, – ответил Кречет недовольно. Он покосился на Егорова с удивлением, не узнавая в нем того молодцеватого подтянутого полковника, что первым пришел на помощь в разгар переворота. – И поплотнее!
Егоров переступил с ноги на ногу. Похоже, он в самом деле лучше себя чувствовал с гранатометом в руках, чем с пухлой папкой министра внутренних дел.
– Господин президент… Практически каждая диаспора в Москве делится на три части: торговая, беженцы и криминалитет. Любая, будь это чеченцы, азербайджанцы, китайцы или кто-то еще. Но очень трудно работать с криминалитетом! Бывает, что просто невозможно получить у задержанных показания на «своих»…
Кречет слушал нетерпеливо. Глаза его поблескивали. Сказал зло:
– У вас что, других дел нет? У нас что, благополучная Швейцария?
– Да нет, но…
– Народ нас поймет, – отрубил Кречет. – Понятно? Пой-мет.
Егоров с облегчением перевел дух, козырнул и вышел, неслышно притворив дверь. Мы переглянулись. Кречет все еще действует как на тонущем корабле. Если вспомнить характер исполнительного Егорова, то через два-три дня в Москве останется только две части всех диаспор.
К Кречету приблизился Мирошниченко, кашлянул, сказал вопросительно: