Пробка негромко хлопнула. Шампанское оказалось охлаждено ровно настолько, насколько нужно. Дмитрий наблюдал, как умело она наполнила оба фужера, взял один.
– Виолетта… Ты даже не представляешь, как я счастлив!
– Представляю, – ответила она хитро. – Здесь на этом солнце такая бешеная радиация! Половая активность повышается впятеро.
– Дурочка, при чем тут активность…
Не дослушав, она двинула свой фужер навстречу. Звякнуло, звук был такой же чистый и серебристый, как ее смех. Дмитрий, затаив дыхание от нежности, смотрел, как она пьет, как ее губы прикасаются к стеклянному краю, почти видел, как оранжевое искристое вино двигается по тонкому, почти прозрачному горлу…
Не допив, она нащупала трубку телефона.
– Алло, дежурный?.. В моем номере только вино, это безобразие!.. Через десять минут жду обед на двоих… Нет, ничего определенного, на ваш выбор. Жду!
Она повесила трубку. Дмитрий сказал с мягким упреком:
– Зачем ты их пугаешь? Да и поели мы неплохо…
– А что? Им здесь хорошо платят. Пусть работают.
– Да нет, им бы проще выполнить определенный заказ. А когда на их выбор, будут трястись, как бы угодить…
Она наморщила лобик:
– Да? Ну тогда обязательно к чему-нибудь придерусь.
В дверь осторожно стукнули. Виолетта тронула пультик, дверь распахнулась. Человек в униформе вкатил трехэтажный столик. Дмитрий дернулся, они оба голые, покрывало на том конце комнаты.
Виолетта велела весело:
– Тащи сюда!.. Та-а-ак, а это что?.. А, мясо по-гурски… Ставь посредине…
Молодой араб, стараясь не смотреть на обнаженную белую женщину, неуклюже переставлял на стол возле ложа блюда с мясом, рыбой, деликатесами, путался с зеленью, руки подрагивали, от молодой женщины идет сильный чувственный запах, ноги она держит раздвинутыми, золотые волосы способны свести с ума. Молодой франк вон застыл, ему неловко, эта женщина словно бы послана самим Иблисом…
Пухлые коралловые губки Виолетты капризно изогнулись.
– Что такое?.. Разве салат из маукрии можно класть к мясу?..
– Это, – пролепетал посыльный, – это не маукрия…
– Я же вижу красные полоски! – заявила Виолетта. – Вон! Разве это не маукрия?
– Это фицелия, – выдавил посыльный. Пот крупными каплями стекал по лицу, капал на белоснежную рубашку. – У нее тоже… полоски. Их часто путают, уж простите… Но это фицелия, клянусь!
Виолетта закусила губку, на лбу образовалась едва заметная складка. В глазах появилось задумчивое выражение.
– Гм… Ладно, оставь, – сказала она. – Я расставлю все сама.
Она приподнялась, вытащила из сумочки банкноту. По лицу бедного араба текли крупные капли пота, губы вздрагивали, а вытаращенные глаза стали отчаянными.
Когда за ним закрылась дверь, Дмитрий выдохнул:
– Ну ты даешь…
Она удивилась:
– А что не так?
– Да ты ж ему теперь будешь сниться всю жизнь! Не жаль парня?
Она капризно надула губки:
– Не одеваться же ради тех двух минут, пока он вкатит столик с обедом? А потом снова раздеваться… Не слишком ли много чести для простого посыльного?
Дмитрий перевел дыхание:
– Вообще-то он, конечно, не король… Гм, ты уверена, что здесь, на Аравийском полуострове, уже настолько американизировалось…
Она расхохоталась:
– Нет, ты же знаешь, что даже у нас еще не настолько… Но почему бы не обшокировать этих лакированных обезьян? К тому же они, эти туземцы, от комплекса неполноценности всегда стараются забегать вперед. Как это называется… быть королистее… м-м-м… папистее…
– Быть большим роялистом, – сказал Дмитрий, – чем король. Или большим папистом, чем папа римский. Да ты, оказывается, еще умница. Не только здесь стараются забежать вперед в раскрепощенности! Я знаю по крайней мере еще одну такую страну…
Виолетта села, умело разложила мясо на тарелочках. Дмитрий снова засмотрелся на ее ладное тело.
