Я уже ждал, что хулиган, с которым я волей случая вынужден был проживать в одной квартире, подложит мне в кровать настоящую женщину. Но юный возраст преступника все-таки сказался. Нет, женщину он все же мне подбросил, но особых последствий это не имело. Если не считать того, что у меня едва не случился инфаркт.
Однажды я возвращался с работы. Как только я подошел к подъезду, сверху раздался вопль:
– Эй, дядя! Шухер! Посторонись!
Я задрал голову и увидел, как с крыши летит тело женщины в развевающихся одеждах. «Самоубийца!» – подумал я и отскочил в сторону, осознав, что несчастной ничем помочь уже не смогу. Зажмурившись, я ждал студенистого шлепка об асфальт. Послышался деревянный стук. И все! Я приоткрыл один глаз и увидел в десяти шагах раскуроченный облупленный манекен. Под ноги мне отскочила рука с оранжевыми ногтями. Подпрыгнув, как дрессированный козел, я скрылся в подъезде. Наверху раздался веселый гогот.
Но весна закончилась одновременно с последним учебным днем в гимназии. Он был радостным. Теперь лгать мне надо будет только, так сказать, в частном порядке. То есть для своих личных целей, а не на потребу учебному процессу. Новый факультатив, который я возглавил помимо преферанса и русско- литературных пародий, мы с Хреновым назвали «Дипломатическое иносказание». В плане, представленном мной генеральному менеджеру, это словосочетание характеризовалось как «умение вовремя смолчать». Я думаю, что это самое умение и есть высшее мастерство лгуна, которым волей-неволей рано или поздно становится каждый мужчина.
Уроки мои сразу же полюбились гимназистам. Еще бы, ведь я учил их правдоподобно выкручиваться из любой ситуации. Однако сам я блестяще владел только теорией, на практике же все получалось не так гладко.
Мадам Еписеева, оставив нелегкую службу горничной, располнела, чем была постоянно недовольна. Войну лишним килограммам она объявила непримиримую. Там, где Виталькиной Ларисе, с которой моя жена брала пример, хватало двух сеансов массажа или бассейна, Марии требовалось неизмеримо больше. На эти забавы уходила почти половина моей учительской зарплаты. Остальная половина расходовалась почти столь же нелепо, и в этом опять-таки была виновата Лариса. Точнее, Виталька.
Когда эта парочка приходила к нам в гости, Мария просто пожирала глазами все, что было надето на неестественно загорелых плечах нынешней мадам Рыбкиной. Чтобы не ударить перед своей сомнительной подругой лицом в грязь, моя мадам тратила на застолье баснословные суммы, покупая продукты втридорога, в супермаркете. Стол ломился от неведомых кушаний: какой-то авокадной икры, улиток, анчоусов, по вкусу напоминающих изрядно протухшую селедку. Долларовые ценники с баночек Мария нарочно не срывала – пусть видят. Однако Рыбкиных этим удивить было трудно: Виталька ежедневно набивал свой холодильник такой же дрянью, правда приносил ее бесплатно – с оптового склада собственной фирмы.
Понимая, что за Рыбкиными не угнаться, Мария после ухода гостей набрасывалась на меня. И тут мне приходилось несладко.
– И почему мне такой олух достался! – стенала Мария. – У людей мужья – люди как люди! А мне даже прикрыться летом нечем, не говоря уже о том, что пора бы мягкую мебель сменить!
– Зачем же летом прикрываться? – пытался отшутиться я. – Наоборот, нужно загорать. Тогда и солярий не потребуется…
– Ты что, окончательно сдурел?! Открытые солнечные лучи крайне вредны! Это же ультрафиолет!
Словно в солярии что-то другое! Я предпринял новую попытку:
– «Что бранишься ты, вздорная баба? Белены ты, что ли, объелась?»
Мария к пушкинским словам отнеслась совершенно серьезно. Впрочем, они ей вполне подходили. «Вздорная баба» орала, а я молчал, понимая, что действительно попал в положение старика из сказки «О рыбаке и рыбке». Только вот золотой рыбки у меня не было. Была только жадная и сварливая жена. На трюмо все росли шеренги кремов, присыпок и масел, а у изголовья нашей кровати – горы тупых женских романов, повествующих о неземной страсти, и груды идиотских иллюстрированных журналов. Может, я поторопился с женитьбой? Наверное, следовало узнать Марию поближе. Но раньше она была совсем другой. И откуда все взялось?
Мадам Еписеева была свято уверена, что с замужеством ее жизнь должна кардинально измениться в материальном плане. Вот только почему она остановила свой выбор на мне, а не на каком-нибудь бизнесмене? Нет, бизнесмен не позволил бы взгромоздиться себе на шею. Это я такой тюфяк. Ну и Виталька, может.
Но развестись, в силу инерции и порядочности, я тоже не мог. Кроме того, мне некуда было идти. В моей квартире по-прежнему жила Виталькина бывшая жена. С директором своей фирмы. Маша, узнав об этом, а также о том, сколько они платят за постой, умерила свои подозрения и смирилась. Но со Светки брать большие деньги я по-прежнему не решался. Да она и не предлагала. Привыкла…
Естественно, что при таком раскладе (как учитель преферанса, я употреблю именно это слово) мне позарез нужно было поплакаться кому-то в жилетку. До сих пор я время от времени изливал душу Хренову. Он охотно выслушивал меня, жалел и… почему-то каждый раз предлагал нанести визит Катьке Колосовой, фотографию которой я ему как-то показал. В глазах Игоря при упоминании ее имени вспыхивали знакомые искорки. Я отказывался. Кэт я всячески старался вытравить из души, ее голоса я не слышал уже несколько месяцев. Она тоже не звонила.
Отдушиной номер два для меня был старина Тимирязьев. С ним все было в порядке. Он по-прежнему жил с мамой, играл на саксофоне в подмосковном ресторане «Истра» и возвращался оттуда под утро с очередной поклонницей. Меня он тоже выслушивал, шутил и предлагал:
– Слушай, старик, если уж твоя баба такая ревнивая, тебе есть смысл действительно дать ей повод.
– Да как я вырвусь? – растерянно вопрошал я. – Уже лето на носу, и я целыми днями под ее присмотром буду.
– А ты поезжай со мной на мнимую рыбалку. В ночное, а? Вокруг столько рыбок, а мы одни! – причмокивал мой любвеобильный друг.
За время совместной жизни с мадам Еписеевой я стал трусоват и от тимирязьевской «рыбалки» неизменно отказывался.
Словом, от грядущего лета я не ждал ничего хорошего. Да и самого лета не ждал.
