– Арсений Кириллович! – Она подкатилась ко мне мохеровым шариком и заглянула в мои нетрезвые зрачки. – Вы так кричали. Что-то случилось?
– Ничего, ничего, Римма Игнатьевна, – развел я руками и широким жестом охватил пригнувшиеся головы родителей. – Вы же понимаете, идет собрание…
Историчка проследила за кривой дугой, которую описала моя рука, и осталась довольна этим зрелищем. Виноватые лица родителей, частенько донимавших учебную часть непомерно высокими требованиями к качеству образования, привели ее в восторг.
– Арсений Кириллович, – прошептала она с трепетом, – вы Макаренко! Только для взрослых!
Дверь тихонько пискнула и плавно легла в коробку. Я мог продолжать. Но то ли трепетный голос нашего завуча, то ли не свойственные классной двери нежные трели опять изменили ход моей мысли.
Мамаша хулигана Еписеева – а это была та самая хорошенькая блондиночка из первого ряда – вжала голову в плечи и приготовилась выслушать приговор. Она и сама понимала, что по ее сыну плачет даже не слесарное ПТУ, а колония для малолетних преступников.
– На ком же мы остановились, друзья мои? – сердечно спросил я свою аудиторию.
– На Владимире Еписееве! – нагло крикнул с галерки оскорбленный герр Шаес. – Этот тип чуть не изнасиловал мою дочь…
Дерзкий выпад остался незамеченным. Я вышел из-за кафедры и остановился у доски.
– Попрошу подняться родителей Володи…
Красная, как венгерский маринованный помидор, блондинка с трудом вылезла из-за парты и, уткнув взгляд в пол, замерла. Будто ожидала с моей стороны физической экзекуции. Но экзекуции не последовало.
– Как вас зовут? – ангельским голосом спросил я блондинку.
– Ма… Маша, – пролепетала она. – То есть… Мария Антоновна…
– Спасибо вам, Мария Антоновна, – немедленно отреагировал я. – Огромное спасибо за сына!
– Да он же моему Лешке… Карнаухову чуть ухо ножом не отрезал, – подала голос какая-то толстая особа.
– Все сфабриковано! – объявил я, как прокурор, который проспал весь процесс и принял себя за адвоката. – А впредь, – это уже касалось всех родителей, – попрошу не марать светлого имени Владимира Еписеева. И точка! – резюмировал я.
Уважительная тишина была мне ответом. Я прошелся вдоль доски.
– На этом считаю собрание закрытым. Вопросы есть?
Вопросов не было. Даже герр Шаес примирился со своим статусом родителя малолетней преступницы.
Я бодро вышел из класса и направился в туалет. Попить. Пока я шел по коридору, до меня не донеслось ни звука. Только мои железные командорские шаги гулко двоились в простенках школьных коридоров.
Войдя в туалет, я с наслаждением открыл кран и повис над заплеванной учениками раковиной. Во время долгого процесса наполнения организма вожделенной влагой до моего слуха доносились робкие родительские шаги. Они шелестели по коридору и удалялись вниз по лестнице.
Наконец я напился, закрутил кран и весело вышел из туалета. У лестничной площадки меня ждала Мария Антоновна Еписеева.
Я попытался невозмутимо пройти мимо матери хулигана (напившись, я уже не сомневался, что Еписеев – именно хулиган), но она загородила проход своей худенькой грудью.
– Арсений Кириллович, – прошептала она со слезой в голосе. – Арсений Кириллович!
– Да, Мария Антоновна, я вас слушаю…
– Вы первый, кто хоть как-то похвалил моего сына… Я так вам обязана… Скажите, что я могу для вас сделать?
– Что вы, – смутился я, подумав, что дамочка собирается броситься в мои, в общем-то теоретически готовые принять ее, объятия. Надо как-то выкручиваться: – Володя, конечно, не святой, но… Но…
И тут я замолчал, не зная, что сказать. Виталькин допинг начисто выветрился из моей крови. Мария Антоновна Еписеева с готовностью помогла мне:
– Знаете, Арсений Кириллович, – я увидел, что по щекам этой миловидной женщины течет синеватая тушь, – приходите ко мне в гости. Скажем, завтра… Часиков в семь… Ведь ваша жена не будет против? Ну в крайнем случае скажете ей, что вы забежали домой к ученику…
– У меня нет жены, – виновато пробормотал я.
Глаза Марии Антоновны на мгновение озарились нечеловеческим огнем.
– Ну тогда тем более, вы должны прийти. Вы придете?
– Но я не знаю вашего адреса…
Я уже попался на эту хитро заброшенную удочку. Меня начали водить и скоро должны были подсечь.
– Вы найдете его в журнале, – хитро прищурилась она.
Подсечка состоялась. Оставалось судорожно забиться на берегу и по-рыбьи разинуть рот.
– Приду.
