– На все в этой жизни денег не хватит. Садись. Тут всего-то километра три.
«Да, есть же люди в наше время!» – почти по-лермонтовски подумал я и открыл дверцу. Подсадил мадам Еписееву и следом забрался сам. Шофер лукаво блеснул глазами на мою спутницу и пропел:
Эх, ехал я ухаба-а-ми,
Да не один, а с баба-а-ми…
Маша рассмеялась и слегка порозовела. Шофер газанул. С панели под стеклом скатилась какая-то книжка. Я пригляделся. Это был потрепанный «Словарь атеиста».
– Я вот религией интересуюсь, философией, – проговорил шофер, одной рукой поднимая словарь с пола, – а все не пойму: как жить? Ты вот, небось, в Москву едешь, с виду умный вроде человек. В очках… Вот скажи, почему так: я за баранкой целый день, а жена все пилит – денег нету?
Вопрос был риторический. Я понял намек и полез в карман. Шофер-философ заметил мое движение.
– Я ж тебе сказал, что за так отвезу. – Вдалеке показалось темное здание железнодорожной станции. – Ну вот и приехали. Спешу я. Мне ведь в другую сторону. Не на вокзал…
– Что ж ты тогда нас согласился подвезти?
– А что ж вам стоять на морозе? – искренне удивился шофер. – Машины-то в час по чайной ложке пробегают… Может, и ты мне когда подмогнешь. Что я, ирод, что ли, за маленький крюк бабки с тебя брать. Разве ж в деньгах счастье-то?
– А в чем же оно? – заинтересовался я.
– Да вот в этом самом. Чтоб человек человеку… А то помешались все на бабках этих, свихнулись прямо… Лучше бы на бабах этак-то свихивались. Ты вот на своей, – он посмотрел на притихшую Марию, – а я на своей. А там пусть хоть съест! А? – Он засмеялся, стыдливо прикрыв ладонью щербатый рот.
Я спрыгнул на землю и подал руку своей прекрасной даме.
– Нам прямо везет на сумасшедших, – весело сказала она, когда красные огоньки грузовика скрылись. – Но оно и к лучшему…
Возможно, что под «лучшим» Мария имела в виду то, что мы доехали до вокзала бесплатно. Но я понадеялся, что ее слова относились к замечательным мыслям шофера-альтруиста.
– Побольше бы таких сумасшедших, – заметил я, и мадам Еписеева согласно закивала.
Я прижал ее к себе и, промахнувшись, поцеловал куда-то в краешек носа.
– Ты меня еще любишь? – внезапно спросила она.
– Разумеется.
К перрону подошла электричка. Времени на покупку билетов не оставалось, и мы, понадеявшись на всеобщее человеколюбие, зайцами прыгнули в вагон. Я то и дело озирался по сторонам. Неприятно все- таки, если нас поймают контролеры. Страх перед этими грозными существами свойствен, наверное, всем мужчинам, даже самым отчаянным храбрецам. И отъявленный задира, и хладнокровный скалолаз тушуются при появлении горластой контролерши. Что уж говорить обо мне. Я вздрагивал каждый раз, когда слышался скрежет вагонных дверей. Маша, которая уютно устроилась у меня под боком, просыпалась от этих вулканических толчков и сонно бормотала:
– Ты всегда так дергаешься во сне?
Наивная, она думала, что я тоже сплю.
Двери распахнулись в очередной раз. Я внутренне сжался и приготовился к худшему. Но худшее оказалось еще хуже, чем я мог себе представить. По вагону разнесся апокалиптический голос:
– Уникальнейшая книга «1000 и одна ночь секса»! Патентованные методы! Американские профессора советуют русским девушкам! Тысяча способов пробудить у мужчины интерес к себе и один способ закрепить его навсегда!
Зашелестели купюры. Те же русские девушки с изможденными лицами, что недавно покупали книгу «Как кормить мужа», клюнули теперь на тысяча первый способ. Они, наверное, уже попробовали пробраться к каменным сердцам своих мужей через их луженные водкой желудки и убедились, что путь этот – ложный. Теперь бедные женщины решили попытать счастья на пути, который вел к сердцу через области, пролегающие чуть ниже желудка. Анютин голос был все ближе и ближе.
– Интереснейшая газета «Московское дно», – продолжала вещать несостоявшаяся мать моих детей. – Теннисный маньяк убивает в первом сете! Украинец ждет ребенка от инопланетянина! Логопед на обломках квартиры!
Мадам Еписеева заворочалась у меня под мышкой и, к моему ужасу, открыла сонные глаза.
– Почитать, что ли, от нечего делать, – она достала из сумочки деньги.
Я уставился в темное окно вагона. Там маячило отражение Анюты.
Отражение газетчицы протянуло отражению матери хулигана газету с перевернутым заголовком и гневно посмотрело на меня. Я скосил глаз. Анюта чуть задержалась около нашей лавки, но потом, тяжело ступая, двинулась по вагону. Видимо, не узнала! Внезапно мадемуазель Веточкина обернулась и прошипела, в упор глядя на мадам Еписееву:
– Погоди, милая, он тебе еще накрутит кренделей!
«Кренделей-дренделей», – забилась страшная мысль в моей озябшей голове. Мария подозрительно посмотрела на меня:
– Что это значит?
– Просто девушка плохо воспитана, – ответил я и шумно выдохнул воздух.
