мужества открыть занавес и заглянуть за кулисы истории...»
Стоит ли это высказывание подробно комментировать? В нем нет ни фразы без лукавства, без лжи, в основе всех этих «откровений» лежит тот факт, что Хрущев, будучи последние двадцать лет жизни Сталина его наместником в Москве и на Украине, весь, с головы до ног в крови жертв массового террора. А пишет он все это в своих воспоминаниях, пытаясь оправдать себя задним числом.
А как же, спросят иные, Хрущев решился на доклад, в котором он начал разоблачение культа Сталина? Поспешил взять инициативу в свои руки! После смерти Сталина даже Берия начал высказывать мысли и предложения по поводу существенных изменений во внутренней и внешней политике. Думается, что в осуждении Хрущевым культа Сталина был холодный расчет, он таким образом расчищал себе дорогу к власти. Когда он ее захватил, то тут же остановил на полпути разоблачение сталинизма.
Но вернемся в первые послевоенные годы. Тогда из всех пропагандистских задач Сталина главной стала задача по искажению подлинной истории войны и написанию своей версии, чтобы скрыть от потомков тот позор, которым он покрыл себя в роли полководца. К сожалению, у него на это было время, почти восемь лет. Все эти годы он писал свою историю Великой Отечественной войны так же, как писал ранее «Краткий курс» истории партии. Все многочисленные военные воспоминания, созданные в те годы, не могли появляться в свет без строжайшей сталинской цензуры. В результате мы попали в трагическое положение, остались без подлинной истории войны. Завоеванную великой кровью Победу Сталин украл у народа и присвоил ее себе, воспользовался ее плодами. Сам факт победы был выдвинут как главное и неопровержимое доказательство прочности и справедливости деспотического строя. Спекуляция на этом «доказательстве» продлила существование коммунистической командно-административной системы еще на лишние десятилетия и после смерти Сталина, последствия такой спекуляции не изжиты у нас и в XXI веке!
Известный писатель и правозащитник Алесь Адамович писал: «Да, народу пришлось собраться с силами и побеждать великой кровью. И кто-то хочет славить за это не народ, а все его же! Удивительные мы люди! Пора же и понять: пока он – „знамя победы“ в глазах значительной части населения, те, кто плоть от сталинской плоти, могут не пугаться никаких реформ, никаких революций».
До сих пор подлинная история войны у нас так и не создана. Есть много мемуарной литературы, начиная с воспоминаний Жукова и других маршалов и генералов, но они недостаточно объективны, причем не по вине авторов, а по вине их первого внимательного читателя – Сталина. Не секрет, что мемуары Жукова создавались под сильным давлением сверху, что уж говорить о других воспоминаниях!..
То же самое необходимо сказать и об официальной истории войны, созданной под сталинским надзором и дописанной в том же духе даже после смерти вождя. Великий русский писатель В. Астафьев, участник и инвалид войны, прошедший всю ее в солдатской шинели, пишет:
«Советские историки в большинстве своем, а редакторы и сочинители “Истории Великой Отечественной войны” в частности, давно потеряли право прикасаться к святому cлову “правда”, ибо от прикосновения нечистых рук, грязных помыслов и крючкотворного пера – оно и без того изрядно у нас выпачканное и искривленное – пачкается и искажается еще больше. Вся 12-томная “История” создана, с позволения сказать, “учеными” для того, чтобы исказить историю войны, спрятать “концы в воду”, держать и далее наш народ в неведении относительно наших потерь и хода войны, особенно начального ее периода».
Одно время, уже при наступившей гласности, показалось, что такое нетерпимое положение изменится к лучшему: под руководством известного историка и генерала Д. Волкогонова в Институте военной истории началась работа по написанию настоящей истории войны. Но при обсуждении армейским руководством подготовленного первого тома истории ВОВ состоялось настоящее погромное судилище над авторами этого тома. А куда было деваться критикам Волкогонова в таком случае?! Ведь они до того уже написали под руководством Сталина свою историю ВОВ. Но вот почему этот скандал допустили наши власти в 1991 году? Почему сталинским лжеисторикам дали такую волю при Горбачеве и Ельцине? Объяснение одно: оба они бывшие члены Политбюро, а это – неизлечимо! Авторский коллектив Волкогонова был обвинен в «антисоветизме» и «очернительстве истории», а лично сам генерал – в выполнении заказа... Запада. Причем старорежимные критики не смогли (и не задавались такой целью!) опровергнуть ни одного из конкретных фактов, приведенных в первом томе подлинной истории ВОВ. В результате Волкогонова сняли с поста начальника Института военной истории, и мы до сей поры знаем о той войне столько же «правды», сколько и об истории СССР вообще.
Фальсификация истории ВОВ была не единственным жертвоприношением на алтарь коммунистического пропагандистского Молоха. Будучи пока не в силах идти военным походом на буржуазный Запад, Сталин занялся своим собственным народом. Уж кто-кто, а он не мог не ощущать возникшей после Победы атмосферы всеобщей надежды на перемены к лучшему. Он испугался, что Победа пробудит у народа чувство собственного достоинства и свободомыслие. А это никак не входило в его планы. Сразу после окончания войны началось беспощадное наступление на права и духовную жизнь народа, чтобы поставить все на свои довоенные места. В разоренной войной и прибитой голодом стране разворачивается наступление мракобесия. Как из рога изобилия посыпались постановления партии по идеологии, сталинские пропагандисты-недоучки громили философию, политэкономию, историю, биологию, кибернетику, генетику...
За восемь послевоенных сталинских лет досталось и литературе с искусством, которым вождь всегда уделял особое внимание. Поэт Д. Самойлов писал по этому поводу: «Страшное восьмилетие было долгим. Вдвое дольше войны. Долгим, ибо в страхе отшелушивались от души фикции, ложная вера; медленно шло прозрение. Да и трудно было догадаться, что прозреваешь, ибо прозревшие глаза видели ту же тьму, что и незрячие». Другой поэт, Наум Коржавин, так написал о том времени:
Так все и было. И Сталин вовсе не случайно именно так повел себя. Тогда сложилась парадоксальная ситуация – во время тяжелейшей войны в какой-то мере высвободилась душа народная из-под тяжкого пресса рабской диктатуры. Над страной нависла смертельная угроза, и подавляющее большинство народа сплотилось в борьбе против нее. А это единое устремление требовало для своей реализации известной степени свободы, как крыльям нужен воздух для осуществления полета. С пронзительной проницательностью написал об этом Пастернак в своем романе «Доктор Живаго», он обращается к одному из героев книги:
«Удивительное дело. Не только перед лицом твоей каторжной доли, но и по отношению ко всей предшествующей жизни тридцатых годов, даже на воле, даже в благополучии университетской деятельности, книг, денег, удобств, война явилась очистительной бурею, струей свежего воздуха, веянием избавления... Когда возгорелась война, ее реальные ужасы, реальная опасность, угроза реальной смерти были благом по сравнению с бесчеловечным владычеством выдумки и несли облегчение, потому что ограничивали колдовскую силу мертвой буквы.
Люди не только в твоем положении, на каторге, но все решительно – в тылу и на фронте – вздохнули свободнее, всей грудью, и упоенно, с чувством истинного счастья бросились в горнило грозной борьбы, смертельной и спасительной».
Эти мудрые слова о духовном состоянии народа в годы войны и сразу после нее стоят сотен томов ура-патриотической прозы, разоблачают ее заказной казенный пафос и позволяют понять истоки народного подвига. Примерно те же мысли высказал о том времени и А. Твардовский:
Да, так уж получилось, что только в военные годы советские люди смогли сами быть за что-то в ответе. Всегда предполагалась единственная модель их поведения – выполнять указания свыше. От них самих ничего решительно не зависело, и вдруг пришла пора, когда только от них стало зависеть – быть или не быть нам всем и нашей стране.
Нет, с таким народом Сталин мириться не мог! Можно было бы ожидать, что после такой великой Победы пойдет на спад массовый террор карательных органов против собственного народа. Наоборот! Он лишь усилился и обрушился не только на военнопленных, возвращавшихся из немецкой неволи, не только на тех, кто находился в оккупации, но буквально, как и до войны, на все слои населения. Как и в тридцатые годы, после войны власть и КГБ стали устраивать новые судебные процессы по типу тех, что проводились в 30-е годы. Крупнейшим из них стало так называемое «Ленинградское дело», по которому было расстреляно, брошено в тюрьмы и концлагеря много ленинградцев и москвичей. Руководители Ленинграда обвинялись в том, что хотели якобы больше самостоятельности от центральной власти. Совершенно абсурдное обвинение для того времени! Но дряхлеющий диктатор всюду видел заговор против своей безраздельной власти. Все обвинявшиеся по этому делу после смерти Сталина были реабилитированы. Точно так же тогда же было состряпано и громкое «Мингрельское дело», схожее с
