Господи. Я думала, вы все заражены, просто мутанты, и все можно объяснить физикой, биологией, генетикой и еще фиг знает чем.
Но это не так. Я не знаю, кто вы, если вы сами не знаете, как могу знать я?! И вся эта большая честь — ерунда! Что бы я ни услышала о благоговении, вы дико боитесь эту вашу Эркхам, боитесь до смерти и больше смерти — это единственное,
что я усвоила. То, что я чувствовала, было именно страхом. И хотите знать объективную мысль по этому поводу?
— Нет, — сказал Улисс спокойно.
— Она такая же, как и вы, просто питается не кровью, а негативом. А позитив, от которого вы впадаете в экстаз — просто продукт ее жизнедеятельности! Она думает о вас не больше, чем люди — о растениях, когда выдыхают углекислый газ. Такой симбиоз идеален, да, но в глубине души вы знаете — стоит замахнуться на этот культ, и последствия ее гнева поразят воображение. Вы это знаете. И боитесь. И будете обожать ее всю вечность, потому что выхода нет.
А что до вас самих, теперь я даже готова поверить в идиотскую теорию вампиризма про демоническую сущность, занимающую тело мертвого человека. Вы кто угодно, но и близко не люди, от людей в вас одна оболочка! Ты ведь только притворяешься,
Пенни, — я смотрела прямо ей в лицо. — Даже моргаешь и дышишь специально для меня. Да если бы могла, ты бы со мной на пляже загорала! И папа это знает,
поэтому он считает тебя мертвой. Потому что это так и есть.
— Не кричи на нее, девочка, — сказал Улисс, чуть-чуть менее спокойно. — Иначе я могу забыть, кто ты. У меня ведь уже бывали провалы в памяти.
— Улисс… — сказала Пенни, но я ее перебила:
— Все нормально, дорогая тетя, это нормальная реакция. Я же просто пища. А ты -
Мастер штата. Я ухожу, Джимми, ты идешь?
— Дагни, остынь…
— Ты идешь? Ты еще мой брат? Или ты уже ее собственность?
Джимми попытался остановить меня, но ему мне тоже было что сказать. Это до сих пор жгло в груди, будто кто-то потушил о мои легкие сигарету.
— Я не ее.
— Вот это меня и беспокоит. Джимми, тебе двадцать девять. Почему ты еще не ее сателлит?
Такого он не ожидал, отступил, зрачки расширились. Я поймала его за руку.
— Это то, что я думаю? Ты хочешь стать вам… Джимми, да ты что, спятил?!
Господи!
Он попытался вырваться, но я не пускала.
— Черт тебя дери, Джимми! А как же Манола? А мы все?! Подумай, что будет с папой!!
Он молчал, и я врезала ему по морде, от души, так, что он не устоял на ногах. Я чуть не плакала, на это ушли мои последние силы. Я стала на колени и обняла его,
он обхватил меня, так крепко, как не обнимал уже давно.
— Джимми, дурак ты набитый, не смей этого делать! Пойми, ты станешь совсем другим, это будешь уже не ты! Все те прелести, которые ты сейчас видишь в том состоянии, не будут иметь значения и потеряют смысл; ты потеряешь все, что любишь, а что взамен? Ты и предполагать не можешь, чем станешь, как будешь думать и жить. Не делай этого, я прошу тебя, ведь ты даже пожалеть не сможешь.
Потому что некому будет жалеть. Джимми уже не будет.
— Почему ты изменила свое мнение? — спросил он, отстранив меня. — Ты ведь раньше считала их разновидностью людей.
— Это невозможно рассказать в двух словах, верь мне, и все. И не втягивай Манолу,
пути назад нет. Пенни, — я повернулась к ней и встретила ясный взгляд Антигоны,
в которой есть «анти». — Если ты и вправду любишь нас так, как говоришь, если до сих пор любишь нашего отца, не позволь этому случиться. Оставь нас в покое,
второй раз он подобное просто не переживет.
Я выскочила и стала ловить такси. Еще через минуту появился Джимми.
— Ты что, правда хотел это сделать? — спросила я, без психов, просто спросила,
как взрослый человек взрослого человека. Он не ответил, мы не разговаривали до самой гостиницы, но перед сном зашел ко мне, чтобы пожелать доброй ночи. Он никогда этого не делал. И мне стало спокойнее. Я бы простила ему все, как простила то, что он отпустил меня с Демоном, зная, кто разбился в той аварии.
Только бы он не наделал глупостей.
Потом я набрала номер Алана. Пальцы меня не слушались.
— Привет, Дагни, — сказал он, — ты где?
— Алан, ведь еще не поздно?
— Ты о чем?
— О нас. Я согласна. Я хочу выйти за тебя.
Алан сделал паузу, вполне понятную, но переворачивающую все у меня внутри. Потом ответил:
— Помню, ты как-то сказала: «Я буду только с человеком, ради которого захочу сделать что-то, для него важное, даже в ущерб себе. И который не примет этого,
потому что это будет в ущерб мне».
— Забудь о том, что я сказала. Я действительно очень хочу за тебя замуж. Хочу стать твоей женой. Но я откажусь от этой мысли, если это будет в ущерб тебе.
