ему очень хочется ее поцеловать. До его дома идти еще пятнадцать минут. Декстер запыхался. Эх, взять бы такси.
Наверное, она думала о том же, потому что они вдруг зашагали очень быстро, спускаясь по круто идущей под уклон Дандас-стрит. Вдалеке виднелся подернутый дымкой залив; их локти изредка соприкасались. Она не первый год в Эдинбурге, а ее все еще приводит в восторг один взгляд на стальные воды реки, виднеющиеся между крыш величавых георгианских особняков.
— Могла бы догадаться, что ты где-то здесь живешь, — пробормотала она с неодобрением, но и с завистью, и, вымолвив эти слова, поняла, что немного устала. Вот она идет в его квартиру, наверняка роскошно обставленную; они собираются заняться этим, и она, к стыду своему, почувствовала, как от предвкушения шея стала розовой. Эмма провела языком по губам, тщетно пытаясь придать им соблазнительный вид. Может, почистить зубы? От шампанского у нее всегда пахнет изо рта. Не зайти ли в магазин за жвачкой? Или за презервативами? Есть ли у Декстера презервативы? Да есть, конечно; спрашивать об этом — все равно что интересоваться, есть ли у него обувь. Но надо ли сначала почистить зубы или броситься на него сразу, как только закроется дверь? Она попыталась вспомнить, какое на ней белье; потом вспомнила, что надела специальное дышащее белье для лазанья по горам. Но слишком поздно об этом волноваться — они свернули на Феттес-роу.
— Уже рядом, — сказал он и улыбнулся. Она тоже улыбнулась и засмеялась, взяв его за руку и тем самым признавая, что скоро должно случиться. Они почти бежали. Он сказал, что живет в тридцать пятом доме, и она поймала себя на мысли, что считает в уме. Семьдесят пять, семьдесят три, семьдесят один… Они почти пришли. Грудь ее сдавило; ей стало совсем нечем дышать. Сорок семь… сорок пять… сорок три. У нее закололо в боку, пальцы точно пронзило электрическим током; Декстер тянул ее за руку, и они бежали по улице и смеялись. Где-то рядом прогудел автомобильный сигнал. Не обращай внимания; беги; что бы ни случилось, не останавливайся.
Но она вдруг услышала женский голос:
— Декстер! Декстер!
Все надежды тут же улетучились. Она словно врезалась в стену.
Напротив дома номер тридцать пять стоял «ягуар», принадлежавший отцу Декстера; его мама вышла из машины и ждала его на противоположной стороне улицы. С растущим раздражением Эмма заметила, что миссис Мэйхью ослепительно красива и стильно одета; отец Декстера производил менее эффектное впечатление — высокий, серьезный и слегка растрепанный, он явно был недоволен, что его заставляют ждать. Миссис Мэйхью встретилась взглядом с Эммой, стоявшей за спиной Декстера, и снисходительно улыбнулась, словно утешая ее — как будто обо всем догадалась. Это был взгляд герцогини, заставшей своего сына целующимся с горничной.
После этого все произошло намного быстрее, чем Декстеру хотелось бы. Вспомнив свой липовый звонок, он понял, что его непременно уличат во лжи, если только он не проведет родителей в дом как можно скорее; но его отец уже спрашивал, можно ли здесь парковаться, а мать интересовалась, где он весь день пропадал, почему не позвонил. Все это время Эмма стояла чуть в стороне, по-прежнему изображая горничную, почтительную и незаметную, и думала, как скоро можно будет признать свое поражение и уйти домой.
— Мы вроде договорились, что заедем в шесть… — проговорила миссис Мэйхью.
— Вообще-то, в полседьмого.
— Я сегодня утром оставила тебе сообщение на автоответчике.
— Мам, пап, это моя подруга Эмма!
— Ты уверен, что здесь можно припарковаться? — спросил его отец.
— Очень приятно, Эмма. Элизабет. Вы обгорели. Где вас носило весь день?
— Если меня оштрафуют, Декстер…
Декстер повернулся и виновато взглянул на Эмму:
— Хочешь зайти, выпить чего-нибудь?
— Или поужинаем вместе? — предложила Элизабет. — Не хотите пойти с нами?
Эмма взглянула на Декстера — тот округлил глаза, и ей показалось, что он шокирован этим предложением. Или он хочет, чтобы она пошла с ними? В любом случае, она должна отказаться. Они, кажется, приятные люди, но она вовсе не рассчитывала становиться незваным гостем на чужом семейном торжестве. Наверняка они отправятся в шикарный ресторан, а она одета, как дровосек. Да и потом, какой во всем этом смысл? Ну, будет она сидеть там и смотреть на Декстера влюбленными глазами, а они тем временем станут расспрашивать ее, чем занимаются ее родители и в какой школе она училась. Ей и так уже хочется провалиться сквозь землю при виде того, как неприкрыто самоуверенны члены этой семьи, как откровенно они демонстрируют нежные чувства друг к другу, какие они богатые, модные, элегантные. Она будет стесняться или, чего хуже, напьется, и ни то, ни другое не возвысит ее в его глазах. Лучше просто уйти. Она изобразила на лице улыбку, хотя это далось ей с трудом.
— Вообще-то, я лучше пойду.
— Уверена? — нахмурившись, спросил Декстер.
— Да, у меня дела. А ты иди. Увидимся как-нибудь.
— О… Ну ладно, — разочарованно проговорил он. Если бы она хотела зайти, то зашла бы, но…
Эмма помахала Декстеру рукой:
— Ну, пока.
— До скорого.
Она повернулась к Элизабет:
— Рада была познакомиться.
— И я с вами, Эмили.
— Эмма.
— Разумеется. Эмма. До свидания, Эмма.
— Ну… — Она повернулась к Декстеру, чувствуя взгляд его матери. — Желаю, чтобы жизнь твоя удачно сложилась, что ли.
— И тебе того же. Удачи.
Она повернулась и зашагала прочь, Декстер, его отец и мать смотрели ей вслед.
— Извини, Декстер. Мы вам помешали?
— Нет. Что вы! Я и Эмма — мы просто друзья.
Мысленно улыбнувшись, Элизабет Мэйхью пристально посмотрела на своего красивого сына, затем потянулась и, взявшись за лацканы, одернула на нем пиджак, чтобы тот сидел идеально.
— Декстер, ты не в этом костюме был вчера?
И вот Эмма Морли зашагала домой в свете закатного солнца, а разочарование шлейфом тянулось за ней. Похолодало, и, поежившись, она ощутила какую-то странную тревожную дрожь, пробежавшую по спине; эта дрожь была столь сильна, что Эмма даже остановилась на минуту. Это страх перед будущим, подумала она. Она стояла на шумном перекрестке Джордж-стрит и Гановер-стрит; люди вокруг торопливо возвращались домой с работы и спешили на встречи с друзьями или любимыми, и у всех была цель, все знали, куда идут. А ей двадцать два года, и она не имеет ни малейшего представления, какая у нее цель; она тащится в свою жалкую квартирку, снова потерпев поражение.
«Что ты будешь делать в жизни?» Ей казалось, что люди всю жизнь спрашивают ее об этом: учителя, родители, друзья в три часа ночи; но никогда еще этот вопрос не казался ей таким насущным, и она по- прежнему даже на шаг не приблизилась к ответу на него. Будущее маячило впереди и виделось ей чередой пустых дней; каждый такой день таил в себе страх и неизвестность. Как она сможет их чем-то заполнить?
Она снова зашагала, на этот раз в сторону Маунд[69], на юг. На ходу вспомнила избитое выражение: «Проживай каждый день так, словно он последний». Но в реальности у кого есть на это силы? Что, если на улице дождь или горло разболелось? Совершенно непрактичный совет. Гораздо лучше просто пытаться быть доброй, смелой и отважной и делать хоть что-нибудь, чтобы изменить
