никакой возможности определить, где именно он находится! Попытаться выкрасть связку ключей у Рафа? Или отнять каким-нибудь образом?
— Хорошенько следи за этой связкой,— строго произнес Старая Гиена.— А как только надобность в ней отпадет, сразу верни обратно.
— Разумеется,— ответил Раф,— я вовсе не горю желанием видеть, как полтораста освободившихся рабов носятся по нашей палубе.
— Это говорит о том, что ты весьма разумный молодой человек,— довольно захихикал Енси.— Иди же, занимайся своими делами.
И как раз в этот момент плеча Сони кто-то коснулся. Каким-то нечеловеческим усилием воли девушка сумела сдержать себя и не попыталась отскочить или ударить. Она даже не вздрогнула. Неторопливо обернувшись, Соня сказала ленивым голоском:
— А-а, Менг, это ты? Что, уже можно возвращаться в каюту?
Кусанец внимательно вглядывался в ее лицо непроницаемыми темными глазами.
— Мозно, сейцас узе мозно, да. А цто ты делаес здесь?
— Любуюсь морем,— отвечала девушка, наивно смотря на лекаря. Светские дамы Хаурана специально отрабатывают такой взгляд перед зеркалом. Считается (и не без причины), что он просто неотразимо действует на мужчин.
— Холодное серое море,— сказал Менг после недолгого молчания,— зачем же им любоваться?
— Интересно,— ответила Соня, нисколько не смущаясь.— Здесь, на корабле, так мало развлечений… Хочется чем-нибудь развеять скуку. Погляди-ка, вон там, возле борта, только что плавали акулы. Недавно повар выкинул в воду объедки, вот они и приплыли. Акулы, я имею в виду.
— Наблюдая за такими большими и злыми рыбами, надо быть оцень осмотрительной. Немало людей были съедены акулами из-за того, цто оказались недостаточно осторозны.. Это оцень опасно, поверь мне. Акулы, я имею в виду.
Вот и пойми его — то ли обо всем догадался, то ли просто болтает об акулах без всякой задней мысли. Лучше считать, что он о чем-то догадывается. Так безопаснее.
Соня еще немного задержалась на палубе: бараханцы под руководством Рафа пересаживали по- новому рабов. Она хотела приглядеться к связке, чтобы потом, при случае, без труда узнать ее. Так: на цепочке висят три ключа разного размера. Первый, самый большой, отмыкает основную цепь, что протянута вдоль всей палубы. К этой цепи, на замках, что отпирает второй ключ, крепятся короткие поперечные цепи, которые соединяют трех человек, сидящих за одним веслом. И наконец, последним ключом, самым маленьким, можно разомкнуть кандалы на поясе и щиколотках какого-нибудь одного человека.
Чтобы не вызывать ни у кого лишних подозрений (а в особенности же — у хитроглазого Менга), Соня вернулась в каюту. Слегка улыбнувшись Старой Гиене, она сняла лютню со стены и принялась рассеянно перебирать струны. Девушке надо было хорошенько поразмыслить, и она не хотела, чтоб любвеобильный старикашка отвлекал ее своей болтовней. Итак, где же может находиться этот распроклятый тайник? Ясно, что он где-то возле самой кровати, ведь Енси пока что не может подыматься на ноги и, тем более, ходить. Продолжая наигрывать что-то неторопливое и меланхоличное, девушка попыталась сообразить, куда же именно встроен секретный ящик. В кровать? Навряд ли, ведь она обтянута шелком, а деревянные брусья спинок слишком узки, чтобы в них можно было сделать достаточно вместительную нишу. В стену каюты? Но ее почти сплошь покрывает ковер. Стол или одно из кресел возле кровати? Тумбочка у изголовья?.. Полуприкрыв глаза ресницами, девушка внимательно оглядывала обстановку каюты. Тисовый потолок, белая с позолотой мебель, яркие ковры и драпировки…
Соня попыталась вспомнить звуки, которые сопровождали открытие тайника: короткое металлическое позвякивание, скрип дверцы… Металлическое позвякивание! А ведь на тумбочке стоит гонг, с помощью которого Енси вызывает слуг! Видимо, открывая тайник, старик случайно качнул серебряный диск, укрепленный на цепочке. Значит, все таки тумбочка?
— Что это с тобой, красавица моя? — вдруг спросил Енси.
Не переставая играть на лютне, Соня удивленно приподняла одну бровь.
— У тебя глаза вдруг загорелись, точно у дикой кошки,— пояснил бараханец.
— Я хочу танцевать,— страстным, низким и бархатистым голосом произнесла девушка: надо же было как-то замаскировать свой непроизвольный порыв.
Взяв со стола пару блюдец, она прямо на скатерть вытряхнула их содержимое: орешки и какие-то сласти. Затем она без малейшего смущения разбила дорогой кхитайский фарфор о край стола и, сделав из осколков кастаньеты, начала вендийский танец: одновременно зажигательный и томительный, ритмичный и плавный. Старый Енси был так увлечен танцем девушки, что даже приоткрыл рот. Глазки его сделались совсем масляными. А Соня танцевала: щелкали кастаньеты в воздетых руках, легкие ноги то скользили по полу, то дробно отстукивали ритм, покрывало слетело с плеч и белой птицей порхнуло куда-то в угол… Соня не зря выбрала именно этот танец: кружась, она постепенно приблизилась… Енси пребывал в уверенности, что к нему, но на самом деле девушку интересовала тумбочка. Затем она, продолжая отбивать ритм, опустилась на колени. Теперь в танце участвовали лишь руки/ плечи, шея, изгибающийся стан. А между тем, из-под век, томно прикрывших глаза, Соня успела самым внимательным образом осмотреть тумбочку: белую, как и вся остальная мебель, с резным золоченым орнаментом вдоль крышки. Да, никакого сомнения, три углубления в резьбе выглядели чуть темнее. Если Старая Гиена каждый раз, как открывает тайник, вкладывает в них пальцы, то нет ничего удивительного в том, что позолота утратила свой блеск. Теперь Соня знала все, что ей требовалось. Рассмеявшись, она швырнула фарфоровые кастаньеты в угол каюты, игриво показала Енси язык и выбежала на палубу, чуть не столкнувшись с Рафом, он нес обратно ключи.
Немного отдышавшись и успокоившись, девушка принялась действовать дальше. Теперь надо было договориться с кем-нибудь из ваниров. Но тут Соня столкнулась с неприятной и неожиданной помехой. Только она попыталась подойти к Неффу (или Ореффу, поди их разбери), как впереди выросли два дюжих охранника. Они не допускали никаких грубостей, не пытались, например, оттолкнуть ее или схватить за плечо, но и обойти их не было никакой возможности. Каждый из этих дюжих молодцов стоял непоколебимо, как скала, расставив руки и выставив вперед огромное пузо. Охранники дружно гудели в два голоса:
— Нельзя! Не велено!
— Кем не велено? — нетерпеливо спросила Соня.
— Приказ капитана. Передал его помощник,— тупо пуча глаза, отвечали охранники. Разговаривать с ними было бесполезно. Соня еще раз поразилась предусмотрительности и недоверчивости Старой Гиены. Да, чтобы обхитрить такого, придется приложить немало усилий. Необходимо придумать какой-то иной способ действий. Немного поразмыслив, Соня принялась с рассеянным видом прогуливаться вдоль другого борта, на котором ваниров не было. Бросив украдкой несколько взглядов, она определила, что ее маневр до известной степени успокоил охранников. Что же, тем лучше. Прогуливаясь, Соня внимательно оглядывала лица рабов, прикованных к скамьям. Выбор, который ей предстоит сделать, должен быть безошибочным.
Но пока что осмотр не внушал особых надежд. Большинство гребцов выглядели настоящими дикарями, глаза их затравленно смотрели из-под чудовищно отросших, свисавших грязными прядями волос. Бороды, свалявшиеся, как войлок, достигали пояса. Казалось, что это какие-то животные, вроде волов, что крутят и крутят колеса на мельницах, крутят до самой смерти… Девушке едва не сделалось дурно от вида этих людей, доведенных до скотского состояния.
Наконец она разглядела лицо, выделявшееся среди остальных более-менее осмысленным выражением.
Это был довольно молодой человек с тонкими чертами лица. Борода его не успела еще сильно отрасти, а в глазах еще светились разум и даже остатки гордости. Соня остановилась возле него и, глядя куда-то вдаль, негромко сказала:
— Слушай, среди вас есть верные люди? Если я ночью принесу ключи, сумеете разомкнуть цепи?
Раб молниеносно вскинул голову, но тут же, опустив глаза, хрипло прошептал:
— Неси… А уж мы…— Увидав что-то или кого-то за спиной Сони, он сразу замолчал. Лицо его моментально сделалось таким же тупым, как и у других рабов.
— Надеюсь, этот недоумок не допустил никаких оскорбительных выпадов? — раздался позади голос
