и углубились в начинавшийся за ней лес. Клочья туч неслись над головой, в вершинах деревьев завывал ветер, но тут, внизу, было довольно тихо.
— Мне начинает казаться, что кто-то решил не пускать тебя в долину,— сказала Акиваша.— Сначала шторм, который разбил корабль, теперь эта буря…
— Так к тому шторму ты не причастна?
— Нет, я уже говорила об этом. Но я знала, что шторм будет и что корабль погибнет. Все было предопределено заранее, мне оставалось лишь ждать.
— Интересно, кем это предопределено? — спросила Соня, принимаясь собирать хворост для костра.— Послушай, а эта сила, которая хочет помешать мне, не предпримет еще одну попытку?
— Теперь, пожалуй, нет,— ответила Акиваша.— Долина уже слишком близко. Силы Тьмы ослабевают здесь.
— Вот и хорошо,— кивнула девушка.— Можно будет поспать спокойно.
До этого мгновения она не признавалась даже самой себе, насколько устала сегодня.
Ночь действительно выдалась спокойной. Утром путницы двинулись дальше, и ближе к полудню спуск сменился новым подъемом, впрочем, очень пологим. Все вокруг радовало глаз: лес был легко проходим, светел, деревья стояли на большом расстоянии друг от друга. Изредка среди деревьев встречались огромные валуны, покрытые густым светло-зеленым мхом. Этот прозрачный лес был полон жизни: в ветвях деревьев кричали птицы, несколько раз Соня видела белок, шелушивших сосновые шишки, а на земле порой встречались следы оленьих копыт.
Проходя по заросшей невысоким кустарником полянке, путницы спугнули спавшего зайца. Разбуженный заяц всегда подпрыгивает прямо вверх, на высоту, почти равную человеческому росту.
Такой прыжок спасает ему жизнь: хищник от неожиданности шарахается в сторону, а заяц успевает рассмотреть, откуда ему грозит опасность. На сей раз, правда, эта уловка не помогла. Соня, увидев пушистого зверька, тут же, не раздумывая и почти не целясь, метнула нож. Смертоносный клинок настиг беднягу прямо в воздухе, и окровавленное тельце с глухим стуком упало на землю.
— Ну вот, будет чем пообедать. А то рыба уже заканчивается, да и надоела она порядком,— сказала Соня, подбирая добычу с травы.
— Постарайся не делать ничего подобного, когда войдешь в долину,— посоветовала Акиваша.—
Говорят, тамошние жители не охотятся. И охотников со стороны тоже не особенно любят.
— Да? — удивилась Соня.— Что же это за люди такие?
Сама-то она была страстной охотницей, и ей нравилось противопоставлять чутью, силе, хитрости зверя свои смекалку, ловкость, умение владеть оружием, однако Соня прекрасно понимала, что, придя в гости, следует вести себя по обычаям хозяев. Что ж, значит, охотой придется пожертвовать. Но это потом, а сейчас ее ожидал превосходный обед! Она собрала дрова для костра, следя, чтобы не попались сучья хвойных деревьев (иначе жаркое будет отдавать смолой), попутно прихватив небольшой пучок пахучих трав, чтобы приготовить ароматную приправу к жаркому. На этой полянке росли дикий укроп, дягиль, кисленький очиток, среди прочих трав встречался и дикий чеснок, но его запах Соня терпеть не могла и даже не притронулась к длинным зеленым стрелкам. Приготовив все, что нужно, она освежевала зверька, затем сотворила из пары рогулек и длинной прямой ветки простенький вертел, разложила костер и принялась обжаривать тушку. Вскоре мясо начало покрываться румяной корочкой, а над поляной повис восхитительный, дразнящий аромат.
— Жаль, соли нет,— вздохнула Соня.— Но ничего, и так должно получиться очень недурно.— Вдруг она встрепенулась: — Послушай, Акиваша, ты ведь когда-то, хотя и очень давно, была человеком. Попробуй, как я умею готовить. Приглашаю тебя разделить мою трапезу.
— Никогда не предлагай мертвым пищи! Это можно делать лишь в том случае, когда мертвые — твоя близкая родня.
— Верно…— растерянно пробормотала Соня. Она вспомнила, какую страшную власть может обрести над человеком маг, принявший у него из рук еду, власть, лишь немногим меньшую, чем та, которую он получил бы, завладев обрезками ногтей или волос этого человека. Вероятно, и мертвые тоже. И тогда обряд, при котором на могилы предков приносят еду и вино, оставляя их там как угощение, означает, что люди доверяют им и одновременно просят покровительства.
Зайца Соня съела сама, не рискнув настаивать на своем угощении. Наслаждаясь вкусом ароматного, чуточку жилистого мяса, она раздумывала над странными отношениями, которые установились между ней и ее спутницей. Что это было? Дружба? Или все-таки вражда, но смягченная и облагороженная взаимным уважением? У них не было и быть не могло ничего общего, у древней нежити, упыря, исчисляющего свой возраст тысячелетиями, и юной искательницы приключений. Но в то же самое время они были чем-то неуловимо похожи друг на друга. Может быть, в дни молодости, десять с половиной тысячелетий назад, стигийская принцесса действительно была такой, как Соня сейчас: мечтательной и жестокой, капризной и упорной…
— Послушай, Акиваша,— сказала Соня,— а что все-таки находится в той шкатулке? Я не ошибусь, если скажу, что там лежит нечто очень важное для тебя. Пожалуй, настолько же важное, как для меня — попасть в долину Вечно Живущих. Так что же там?
Акиваша рассмеялась, резко, почти зло.
— Верно. То, что там находится, очень важно для меня. Но это совершенно иное, чем цель, к которой стремишься ты.
— Что же там?
— Ключ. Да, можно назвать этот предмет так. Ключ, который откроет мне путь на Серые Равнины. Моя единственная надежда на успокоение…
— Вот как…— задумчиво протянула Соня.— Выходит, в этом путешествии я ищу жизнь, а ты — смерть.
— Да, мы ищем противоположного, хотя и идем в одном направлении. Погляди туда, видишь эти скалы? — Акиваша указала рукой на север. Соня повернула голову: в просветах между деревьями синела гряда скал. Похоже, туда они и направлялись.— Сегодня вечером мы выйдем к ущелью,— продолжила Акиваша.— Поднявшись по нему, ты окажешься в долине, которую так долго искала. Но в ущелье тебе придется идти одной. Мне туда пути уже нет.
— Понятно,— кивнула Соня.— Ты говоришь, к ущелью мы подойдем вечером? А как долог будет подъем?
— Недолгий,— ответила Акиваша.— Пятая часть дневного перехода. Но ты, молодая и крепкая, сможешь пройти еще быстрее.
— Тогда получится, что я попаду в долину ночью,— задумчиво проговорила девушка.— А мне хотелось бы сделать это при свете дня… Давай поступим так: подойдем к ущелью и переночуем возле входа, а утром я отправлюсь дальше.
— Хорошо,— согласилась Акиваша.
Ущелье, рассекавшее скалы, походило на еле, от гигантского топора неведомых каменотесов: от было идеально прямым, стены, гладкие и почти отвесные, незначительно расходились к вершине Дно ущелья, как раз такой ширины, чтобы про ехать в повозке, полого поднималось вверх, теряясь в густеющей тьме. Могло показаться, что все здесь сделано для удобства путников, направляющихся в долину. Рядом находилась пещера, тоже будто нарочно приготовленная для тех, кто собрался здесь переночевать: она была просторна, шагов тридцать в длину и двадцать в ширину, в ней можно было стоять в полный рост, а вел в нее довольно узкий, но удобный вход, куда можно было пройти, не нагибаясь. Внутри, на каменном полу, Соня обнаружила примитивный очаг, выложенный из камней, да несколько охапок соломы в углу. Солома, впрочем, оказалась старой и почти совершенно перепревшей, поэтому Соня отправила ее на растопку, а для ложа натаскала сухого тростника, что рос неподалеку, возле ручья, который вытекал прямо из трещины в скале. Девушка попробовала воду: она была странной, но очень приятной на вкус — веселые, чуточку колючие пузырьки лопались на языке, пощипывали небо, оставляя во рту ощущение свежести. Чудеса, да и только!
К ночи в пещере горел костер, неподалеку лежала груда топлива, которого должно было хватить до утра. Соня сидела на своем тростниковом ложе, задумчиво глядя на огонь. Акиваша расположилась прямо на камнях, скрестив ноги и положив безобразную клюку на колени. Похоже, ни жесткость, ни холод
