— Спасибо, Фракк, — произнес Девлор, похлопав съежившегося чародея-неудачника по спине. — Давно я так не смеялся. Тебе не приходило в голову обратиться с этой штуковиной на остров Дайомонд? Там, знаешь ли, хороший спрос на новые аттракционы.
— А еще лучше, — взвизгнул Айвэк, — предложить это Мелиобару, вдруг да купит!
Последовал новый взрыв хохота. Среди общего веселья лишь бедняга Фракк пытался сохранить жалкие остатки своего попранного достоинства.
В то же самое утро двор принца двигался вдоль скудно населенной прибрежной полосы в другой части Беальфы. Дворец и сопровождавшие его особняки, а также бесчисленная наземная свита полностью заполнили длинный золотистый пляж.
Над процессией, стараясь соблюдать темп ее продвижения, парили разведывательные фантомы. Сотворенные разными, порой представлявшими враждующие силы чародеями, эти фантомы периодически пытались уничтожить друг друга с помощью магических стрел. Но даже с той высоты, на которой они висели, чудовищную по протяженности колонну было невозможно обозреть полностью.
Находившийся в центре этой ползущей массы дворец можно было сравнить с внушительным по площади островом, да и эскортировавшие его замки придворных поражали титаническими размерами. Между этими колоссами и вокруг них по земле двигалась неисчислимая армия всадников и транспортных средств всех видов и конструкций. Один фланг процессии достигал кромки волн, другой проходил вдоль шероховатых песчаных дюн.
Фундамента, в привычном значении этого слова, дворец не имел, однако своего рода основание у него присутствовало благодаря нехитрой уловке: на трех или четырех нижних этажах отсутствовали окна и какие-либо иные отверстия. Любой попавший в эту часть здания почувствовал бы себя точно так же, как в настоящем подземелье. Правда, подобная перспектива никого не привлекала.
Хотя принц Мелиобар не мог бы припомнить ни единого случая покушения или чего-нибудь в том же роде, он всегда смертельно боялся предательства и соответственно принимал разнообразные меры предосторожности, дабы оградить себя от такового. К числу названных мер относилось формирование преторианской гвардии — особого, элитного корпуса стражей, верность которых скреплялась страшными клятвами и подвергалась постоянным испытаниям. Разумеется, Мелиобар им не доверял — он вообще никому не доверял, — но все же полагался на преторианцев в большей степени, чем на других своих подданных.
Проснувшись сегодня раньше, чем обычно, принц в сопровождении двоих избранных гвардейцев шествовал по дворцовым «подвалам». Пройдя мимо множества часовых и миновав не одну дверь, снабженную хитрым замком, они подошли к той части «подземелья», доступ куда дозволялся лишь самому Мелиобару. Он отпустил гвардейцев и, проводив их взглядом, остался наедине с внушительного вида дверью, сработанной из прочнейшего мореного дуба, обитого многослойной сталью. Посередине располагалось изображение львиной морды.
— Впусти меня! — потребовал принц.
— Мне необходимо установить твою личность, — прорычал лев, — вложи руку мне в пасть.
Мелиобар выполнил требование и ощутил легкое покалывание в пальцах. Оказавшийся на месте принца самозванец мгновенно лишился бы руки, а затем и жизни.
Добро пожаловать, ваше высочество.
Послышался лязг массивных замков, и дверь медленно распахнулась. Когда Мелиобар шагнул внутрь, сверкнула магическая молния. Затем дверь с глухим стуком затворилась, и замки вновь защелкнулись.
Принц оказался в сокровищнице, представлявшей собой анфиладу соединенных сводчатыми проходами помещений. Здесь хранилась по меньшей мере четверть всего достояния королевства, но Мелиобар явился сюда не за тем, чтобы услаждать глаза зрелищем своего богатства.
Сначала принц прошел через помещение, которое предназначалось для хранения монет. Бесчисленные мешки с наличностью, наваленные один на другой, громоздились от пола до потолка, позволяя пробираться лишь по оставленным между ними узким проходам. Целая гора сверкающих золотых монет со отчеканенным на них (явно приукрашенным) профилем Мелиобара возвышалась на полированном дубовом столе.
Следующее помещение заполняло серебро. Помимо массивных, с человеческую голову, слитков здесь можно было увидеть груды кубков, рам для картин, столовых приборов, статуэток, изысканных скульптурных групп. Блеск металла напоминал холодный лунный свет, составляя резкий контраст с теплым свечением золота, находившегося в соседнем помещении. Желтые плитки были сложены крест-накрест в стопки высотой с клетки для кур. Тут же лежали ювелирные изделия, цепи, парадные панцири, шлемы, наголенники, кубки и тарелки. Удивляло большое количество идолов, посвященных солнцу.
Дальше находилось хранилище самоцветов и драгоценных камней, со стеллажами и шкафами, полными мерцающих жемчугов, сапфиров, рубинов, изумрудов, жадеитов, бериллов, гагатов. Помимо камней без оправы можно было увидеть многочисленные ювелирные изделия: ожерелья, браслеты, броши и кинжалы с инкрустацией из агата и яшмы.
Свет в соседнем помещении был приглушен, чтобы сияние сокровищ не ослепляло посетителя. Бриллианты — иные размером с куриное яйцо! — красовались в футлярах из черного бархата или украшали собой короны, диадемы, тиары и колье. Ограненные камни поблескивали, словно бесчисленные звезды.
Затем принц вошел в комнату, полную уникальных магических артефактов. Предметы самых разнообразных размеров и форм — фиалы, плакетки, конусы, кубы, пирамидки и колеса со спицами — таили в себе чары, пробуждавшие любовь и навлекавшие смерть, приносящие счастье и ввергающие в бедствия, потворствующие поискам и находкам и еще неведомо какие. Замороженные до поры чары хранились подобно отборным винам, каковых в помещении по соседству тоже имелось в достатке. Ярусы покрытых паутиной бутылей, ряды фляг и бочонков производили впечатление поселившейся здесь седой древности.
Далее следовали апартаменты, использовавшиеся для хранения произведений искусства: живописных полотен, гобеленов и шедевров известных скульпторов.
Мелиобар следовал мимо этих несметных сокровищ, почти не обращая на них внимания; разве что изредка рассеянно пробегал пальцем по пыльной поверхности. Задержался он лишь в одной из дальних комнат, уставленной многочисленными ящиками. Внимание принца привлекло содержимое открытой потертой шкатулки, в которой лежали мячик, обруч, палочка и надевавшаяся на руку кукла.
Наконец принц остановился на пороге последнего помещения, совершенно непохожего на все прочие. Здесь хранилось главное из его сокровищ и вместе с тем то, чего он боялся почти так же, как и самой смерти.
Собрав все свое мужество, Мелиобар вошел в небольшую комнату, скудную обстановку которой составляли стул, бюро и кровать с четырьмя столбиками. На этой кровати, окруженной почти прозрачным магическим пузырем, покоилось тело его отца.
В помещении стоял сладковатый запах разложения, плоти, не гниющей, но постепенно и необратимо обращающейся в тлен. Так, наверное, должны пахнуть перезрелые амбиции и утраченные надежды.
Король Нарбеттон выглядел так, как и подобает настоящему монарху: величественный облик, суровые черты, свидетельствующие о мудрости и опыте, морщины на высоком челе. С одной стороны широкой кровати, по его левую руку, лежали скипетр и держава, с другой — широкий меч с изукрашенной рукоятью. Несмотря на воздействие времени, облаченный в дорогие одежды и увенчанный золотой короной Нарбеттон не утратил стати воина.
Король пребывал в магическом стасисе около двух десятилетий. Несчетное множество чародеев пыталось разорвать эти чары, хотя в последнее время смело можно было утверждать, что отношение Мелиобара к этой проблеме изменилось. Во всяком случае, такого рода попытки предпринимались все реже.
Нарбеттон казался спящим, хотя дыхание его было таким слабым, что почти не поддавалось обнаружению. Волосы, борода и ногти короля продолжали расти, что добавляло его облику львиного величия.
Здесь, рядом с отцовским ложем, принц снова почувствовал себя ребенком. Подтянув стул с высокой спинкой, он сел на краешек, сложил руки на коленях и почти шепотом, словно боясь рассердить грозного родителя, заговорил:
Как ты сегодня себя чувствуешь, отец? — И спустя секунду: — А, хорошо, хорошо. Я рад это
