– Ну что же, думаю, не будет большого вреда, если его испытают.
Бомен попросился в ночные сторожа. По очень простой причине: ночью, когда все уснут, он будет слушать Кестрель.
– Сторож, – записал клерк в книге.
Наконец всех пленников распределили и повели на новую работу. Рабы покинули двор, а вооруженные солдаты принялись выдергивать из толпы отдельных людей, намеренно разбивая семьи и компании. Пинто отделили от родных и отвели в сторону.
– Куда вы ведете ее? – спросила Аира Хаз. Солдаты не отвечали, хотя скоро ответ и так стал ясен. На другой стороне мощеной дороги стояла длинная череда обезьяньих фургонов с открытыми дверями, некоторые фургоны уже наполовину заполнились. В каждом фургоне находилось более двух десятков человек. Под решетками в полу лежали вязанки дров. Когда Пинто запихивали в фургон, девочка задрожала. Анно успел сказать дочери несколько слов.
– Все будет в порядке, дорогая. Увидимся вечером.
Никто ничего не объяснял людям, им даже не угрожали.
Все и так знали, для чего предназначен обезьяний фургон. Бомен и Мампо глубоко задумались. Теперь они поняли, что стены, окружавшие их, нельзя пробить, а перелезть через них так же невозможно, как если бы они уходили к небесам. Любая попытка к бегству, любое неповиновение – и их близкие сгорят заживо. Им всем предстоит теперь жить в тени обезьяньего фургона.
Анно почувствовал, что Аира закипает от ярости.
– Прошу тебя, дорогая, – умоляюще произнес бывший библиотекарь, – держи себя в руках. Помни о Пинто.
Вскоре они расстались – каждый отправился к новому месту работы.
Мампо стоял перед главным тренером школы, где обучали манахов, ожидая, когда тот заговорит. Ларе Янус Хакел сидел за столом и пристально разглядывал юношу; глаза тренера бродили по телу Мампо.
– Хм, – буркнул Хакел, видимо не впечатленный увиденным.
Он встал и дотронулся до Мампо своими громадными ручищами. Некогда, во времена выступлений на арене, тело Хакела представляло собой гору мышц. Сейчас это была груда жира. Шрамы, испещрявшие каждый видимый кусочек тела, сморщились и стали лиловыми – тренер походил на сырую сосиску, вытащенную из оболочки.
– Ты слишком изнежен, – сказал Хакел. Ничто в этом мальчике с простодушным лицом и жидкими мускулами не говорило о том, что из него может получиться манах. Хакела не интересовали юные романтики, которые в первом же поединке позволят противнику изрезать себя на мелкие кусочки. Манаха – это искусство, а не вид казни.
Тренер отвернулся.
– Пошел прочь.
– У меня получится, – сказал Мампо.
– Прочь.
– Мое тело знает, что делать.
– Прочь, говорю тебе… – Хакел обернулся. – Как ты сказал?
– Мое тело знает, что делать.
Хакел уставился на юношу. Давным-давно он чувствовал то же самое и говорил об этом теми же самыми словами. Девять лет подряд Хакел был непобедим. Неужели этот увалень обладает настоящим воинским даром?
Крякнув, тренер тяжело опустился в кресло и задумался.
– Ну, хорошо, – произнес он наконец. – Посмотрим, что ты умеешь.
Хакел был человеком благоразумным. Не стоит убивать мальчишку лишь за то, что он вбил себе в голову дурацкую мечту. Хакел позвал одного из новичков, крепкого бойца по имени Бенс.
– Надень учебные доспехи. Я хочу посмотреть на новенького.
Мампо раздели и подогнали наручи и поножи. В отличие от боевых доспехов, на месте ножей, торчащих у колена и запястья, а также на шлеме тренировочного облачения были укреплены короткие металлические шишки. Мампо повели на тренировочный ринг, где роль песчаной насыпи исполнял приподнятый деревянный настил.
Партнер дружески похлопал юношу по руке и сказал:
– Не бойся. Я не сделаю тебе больно.
– Ты даже не дотронешься до меня, – ответил Мампо. Уверенность парня удивила тренера. Мальчишка либо очень хорош, либо непроходимо глуп.
Для Мампо, разминавшегося перед схваткой, все было предельно просто. Он чувствовал, что на арене сможет выглядеть достойно, но главное – его сжигало желание сражаться. Боевой пыл придавал ему сил, толкал в бой. Даже Хакел смутно ощущал этот азарт, хотя и не на него была направлена ярость новичка.
Тренер уселся на скамью рядом с рингом и подал Бенсу знак. По обычаю манахи воин вышел на арену, пританцовывая. Мампо следил за Бенсом, не отводя глаз, тело его безупречно повторяло движения опытного бойца. Хакел одобрительно хмыкнул. Мальчишка двигался превосходно. Бенс сложился вдвое в классическом выпаде «колено-кулак-колено», однако Мампо угадал это движение и блокировал каждый удар четко и быстро. Внезапно юноша оказался позади Бенса и одним ударом кулака поразил бойца в спину.
Хакел усмехнулся. Простой «поворот-с-подъемом» и исполнен замечательно.
Бенс понял, что пришло время серьезной схватки. Повернувшись к Мампо, он проделал движение «молот-насос» – град ударов, позволяющих подавить сопротивление противника. Инстинкт подсказал Мампо, как защититься, – юноша отступил, а затем бросился вперед, обрушив кулак на голову Бенса. Удар вышел коротким, почти без замаха, но манах зашатался. Мампо, не теряя времени, осыпал соперника градом ударов, и Бенс рухнул на пол.
– Стой! Стой! Стой!
Ярость юноши потрясла Хакела.
– Незачем убивать его!
Мампо отпрянул, все еще переступая с ноги на ногу, настолько переполненный боевой злостью, что его кулаки продолжали молотить по воздуху. Избитый Бенс, шатаясь, поднялся на ноги – У него явно кружилась голова. Хакел подошел к манаху и пощупал его лицо и грудь.
– Иди приляг.
Бенс, хромая, удалился восвояси. Тренер обернулся к Мампо.
– Итак, – медленно протянул он, – что это было?
– Я хочу сражаться.
Хакел не стал говорить мальчишке, как тот поразил его. Не стоит позволять ему задирать нос.
– Ты будешь учить меня? – спросил Мампо.
Хакел склонил голову набок, словно сомневаясь в выборе.
– Ты лупишь кулаками, как ребенок, – промолвил он. Не имеешь ни малейшего представления о том, как выстроить атаку. И все-таки я сделаю из тебя манаха.
День в обезьяньем фургоне тянулся очень медленно. Первый страх прошел, и теперь Пинто видела, что ее товарищи по несчастью страдают больше от скуки, чем от страха. В третьем от девочки фургоне какая-то компания затянула песню, пока соседи не попросили их замолчать. В основном пленники болтали или дремали. Новости перелетали от фургона к фургону и жарко обсуждались, в то время как стражники зевали, прикидывая, что ожидает их на обед. Пинто держалась очень тихо, опасаясь, что, если каким-либо способом привлечет к себе внимание, всех тут же сожгут живьем. Чтобы хоть чем-нибудь занять себя, девочка думала о Мампо, о том, как ей исполнится пятнадцать – ровно столько, сколько необходимо, чтобы выйти замуж. А Мампо тогда будет двадцать три, и он станет еще больше, но останется все таким же…
Скоро появился Анно Хаз. Сразу после второго завтрака он пришел посмотреть, как держится Пинто. Девочка просунула руки сквозь прутья решетки и улыбнулась отцу – Анно понял, что о ней не стоит волноваться.
