Подойдя к двери, за которой жила баба Маша – одна из самых любопытных старушек дома – Полина нажала на звонок. За дверью раздалось мелодичное треньканье. Не то что ее собственный звонок, который мертвого разбудит. Раздался приглушенный старческий голос:
– Кто там?
– Баб Маш, это Поля и Оля Снегиревы, – представилась Полина. – Можно с вами поговорить?
Вот уж что-что, а поговорить баба Маша всегда готова. И она быстро распахнула дверь.
– Поленька, слыхала, какой ужас-то? Ко мне ж милиция приходила, – впуская нас в квартиру и разливая по чашкам чай, разохалась старушка. Потом потеребила заклеенную лейкопластырем дужку очков и поставила на стол вазочку с вареньем.
– Слышала, баб Маш, – ответила Полина спокойно. – В моей квартире труп и нашли.
Тут уж старушка разахалась не на шутку.
– Ой, да как же так-то? Полюшка, это ж надо!
– Баб Маш, – прервала Полина ее излияния, – вы сегодня сидели на лавочке у дома? – ну прямо заправский следователь. Еще сигарету в зубы и пачку листов протокола на стол – и картина будет полной. А я в качестве стенографистки или кого там еще.
– Да где ж мне быть-то, – удивилась старушка, – гуляла с внучком. Дети-то какие пошли, глаз да глаз с ними. Вот мой что сотворил, девоньки, я готовила – так он взял и чуть не ошпарился. Подхватил чайник-то, а горячий. Ой, лишенько!
Полина едва сдерживала зевоту. Личная жизнь бабуси, как и ее внуков, мою сестренку не интересовала. И она с видом жертвенной добродетели выслушивала излияния бабы Маши.
– Баб Маш, вы видели кого-нибудь незнакомого у дома? Примерно часа в два-три, – спросила Полина. – Может быть, люди необычные или машина какая...
– Так я и говорю ж... Милиция, чай, тоже спрашивала. Я за внучком смотрела. Ох, постой... Ну да, машина во дворе стояла. Как приехала – и стоит, а потом уехала, кажись – не видала.
– Какая машина? – быстро спросила Полина. – Цвет, номер, марка?
– Так откуда ж мне знать. Серая. Ой, кажись, зять мой «девяткой» такие кличет. Такая... на утюг похожая. Обычная.
Я равнодушно смотрела на сестру. Она, судя по всему, обрадовалась какой-никакой зацепке и теперь ждала моей реакции. И что-то еще было в ее лице – словно произошло нечто из рук вон выходящее. Но я не стала вдумываться в ее эмоции – слишком уж настойчиво Полина сверлила меня взглядом. Наверное, надеялась, что захочу помогать ей в расследовании. Как бы не так! Еще чего не хватало. Если ей делать нечего – пусть суется. У меня же дети! И я решительно покачала головой, отвечая на безмолвный вопрос Полины.
– Кто-нибудь еще с вами был на улице?
– Катя из соседнего подъезда да Шурочка, – вздохнула баба Маша. Полина поморщилась, видимо, вспомнив, что обе старушки отличались почти полной слепотой и не видели дальше собственного носа. С их внуками во дворе постоянно происходили всевозможные неприятности, да и сами ребятишки были не слишком-то благонадежными. Как говорит Полина, пороть их надо. Я же против столь жестоких методов и возражаю, что несчастным детям всего лишь не хватает родительского внимания. Впрочем, к делу это не относится.
– А в наш подъезд кто-нибудь заходил? – спросила Полина. Старушка смотрела на нее с легким подозрением. Но все же ответила:
– Полюшка, да что я, только на подъезд и смотрю, что ли? У меня чай дите, за ним глаз да глаз нужен. Не знаю я, может, и заходил кто. Не могу тебе сказать.
Попрощавшись с бабой Машей, мы вышли в подъезд.
– Ну что? – приступила к индивидуальному допросу Полина, рассматривая меня как насекомое под лупой. – Поможешь мне? Неужели тебе самой не интересно, кто так беспощадно расправился с молодым человеком?
– Полечка, мне надо забрать детей – они же целую неделю у Евгении Михайловны. Мне уже стыдно. Да и соскучилась по ним, – залепетала я. Полина смотрела на меня скептически. Хорошо хоть удержалась от язвительных замечаний. Просто спросила:
– Оля, тебя отвезти?
Ну уж нет, знаю я ее. Как начнет давить на психику, воздействовать на совесть – обязательно придется помогать ей. Напомнит мне все случаи, когда приходилось выручать меня из переделок. И волей-неволей мне придется согласиться. А я не хочу ничего расследовать – должна же я пожить спокойно, правда? Поэтому, быстро отказавшись от помощи сестры, я поспешила на троллейбусную остановку. Транспорт подошел удивительно быстро, и через несколько минут я стояла перед дверью бабушкиной квартиры.
– Оленька, что же ты на ночь глядя? – удивленно спросила Евгения Михайловна, которую я отвлекла от просмотра телефильма. – Уж до завтра бы подождала. – Она смотрела на меня с немым укором. Мамочка называется! Оставила детей у бабушки чуть не на две недели, хотя договаривались ограничиться парой деньков! Но я же не виновата, что так получилось. Тем более, Евгения Михайловна внуков очень любит. И ей с ними общаться не в тягость. А у меня работа, порой бывает совершенно некогда даже пообщаться с родными чадами. Вот и приходится, как говорит Полина, «сбагривать» детей то к Ираиде Сергеевне, нашей мамочке, то к бабушке.
– Извини, бабуль, но давай я их сегодня заберу, чтобы не мешали тебе.
– Садись хоть чаю попей, – предложила бабушка, пока ребята, вдоволь повисев на моей шее, собирались. Я согласилась – с утра ничего не ела, сперва времени не было (а если честно, то желания готовить тоже), а потом... Случилось то, что случилось. Господи, до сих пор не могу вспомнить это... без содрогания. Подумать только, я лежала рядом с мертвецом! Это ужасно. Как ни странно, аппетита у меня это воспоминание не отбило. Наверное, коньяк благотворно повлиял на мою слабую психику.
Пока я пила чай, Артур и Лиза приставали к Евгении Михайловне с вопросами:
– Баб Жень, а что это такое? Почему луны нет? Как звезды загораются? – доставали они бабушку с обеих сторон. Я бы, наверное, не выдержала такого потока любопытства, но баба Женя держалась стойко. Она изящно дымила сигаретой в длинном мундштуке и пространно отвечала на детские вопросы.
Наконец, насытившись вкуснейшей выпечкой, делом рук Евгении Михайловны, я забрала детишек от бабушки. Соскучилась по ним страшно! И мы пошли на остановку. Лизонька лепетала что-то о новых мультиках, Артур смотрел на нее как взрослый на малыша и высокомерно держал меня под руку. Я поминутно обнимала детей и прижимала их к себе.
Какая-то бешеная машина вырулила прямо из-за угла и понеслась на меня. Я растерялась, дети вцепились в меня и словно оцепенели. Лизонька закричала. Я бросилась в одну сторону, потом в другую, не зная, куда бежать. Потом собралась с силами и толкнула Артура и Лизу на обочину. Машина объехала меня, взвизгнув тормозами. Так и с ума сойти недолго! У меня нервы не железные. Слезы сразу хлынули из глаз, слезы облегчения. Господи, неужели я могла погибнуть под колесами этой машины! Тем более, дети! Если бы я их не оттолкнула... Я же не переживу такого. И я бросилась к детям. Но моих маленьких запихнули в машину и повезли не знаю куда. Опоздала на несколько секунд. Я с ревом бросалась к людям и не понимала, почему же мне никто не хочет помочь. Господи, какой ужас! Я не переживу.
– У меня украли детей! Помогите мне! Их увезли на какой-то машине, – вцепилась я в рукав человека в милицейской форме. Он невозмутимо посмотрел на меня и заметил с ледяным спокойствием:
– Пить надо меньше, гражданочка. А то не только детей, себя саму потеряете.
О боже! Ну что это такое! Да не пила я, что и попыталась объяснить надутому менту. А язык заплетается только от переживаний. Он не поверил. Резким жестом отцепил мою руку от своего рукава и заявил:
– Идите домой, если не хотите провести ночь в отделении милиции. В вытрезвитель вас доставлю, – с коварной улыбкой заявил милиционер.
Меня?! В вытрезвитель?! Меня, кандидата наук по психологии, к бомжам и пьянчугам? Вот уж правда, моя милиция меня бережет. Оказывается, Жора – едва ли не идеальный милиционер, бывает значительно хуже. Например, этот – ну неужели ему сложно было помочь мне? Мысли путались. Я внезапно осознала весь ужас ситуации. Ужасно хотелось потерять сознание, чтобы время застыло, ничего не ощущать и не думать о том, что случилось. Но стало страшно за детей – если их мамочка о них не позаботится, то кто?
