милая Сара, что на коленях я умоляю ее простить меня – скажите ей, что я ее раб во всем – что все, что бы она ни велела сделать, я сделаю – если даже она скажет, что я никогда более не должен ее видеть или писать ей. Пусть только она откликнется еще раз, и я снесу все, что бы ни случилось. О, Сара, вы сжалились бы надо мной, если б вы знали пытку моего сердца, в то время как я пишу вам эти слова. Не откажитесь ответить мне тотчас.
Бог да благословит вас, моя нежная сестра
Эдгар
ЭДГАР ПО К АННИ
Вторник, утро – 28.
Анни, – милая мать моя объяснит вам, почему я не могу написать вам подробно – но я должен написать лишь несколько слов, чтоб вы могли видеть, что я здоров, а то вы стали бы подозревать, что я болен. Все хорошо!.. Надеюсь, что я отличился на лекции – я старался, чтоб это было так, ради вас. Присутствовало 1800 человек, и какие аплодисменты! Это было гораздо лучше, чем в Ляуэле. Если бы вы только были там… Передайте мою нежнейшую любовь всем
Эдди
ЭДГАР ПО К АННИ
[Около 23 января, 1849]
Верная Анни! Как буду я всегда благодарен Богу за то, что Он дал мне, во всех моих превратностях, такого верного, такого красивого друга! Я был глубоко ранен жестокими утверждениями вашего письма, и, однако же, я предвидел почти все… Из глубины моего сердца я прощаю ей все, и простил бы ей еще более[8]. Некоторую часть вашего письма я не вполне понимаю. Если ваши слова нужно понять так, что я нарушил мое обещание вам, я просто говорю, Анни, что я его не нарушил и с благословения Бога не нарушу никогда. О, если бы только вы знали, как счастлив я, блюдя его во имя вас. Вы никогда не могли бы поверить, будто я нарушил его. Слухи – если были какие-нибудь слухи – могли возникнуть, однако, благодаря тому, что я делал в Провиденсе в тот страшный день – вы знаете, что я разумею: – о, я дрожу при одной мысли об этом. Что… ее друзья будут дурно говорить обо мне, это неизбежное зло – я должен это снести. На самом деле, Анни, я начинаю быть более мудрым и не беспокоюсь более столь много, как делал это раньше, о мнениях людей, в каковых я вижу собственными моими глазами, что поступать великодушно рассматривается как умысел и что быть бедным значит быть негодяем. Я должен сделаться богатым богатым. Тогда все будет хорошо – но до тех пор я должен принять, что мною будут злоупотреблять. Я глубоко сожалею, если мистер Р.[9] будет дурно думать обо мне. Если вы можете разубедить его в ошибке – и во всем, действуйте за меня как вы сочтете наилучшим. Я отдаю мою честь, как я отдал бы мою жизнь и душу, целиком в ваши руки; но, в этом одном, я скорее не доверил бы никому другому, кроме вашей милой сестры.
Я влагаю в конверт письмо к мистрис Уитман. Прочтите его – покажите его только тем, в кого у вас есть вера, и потом запечатайте его и отправьте из Бостона. Когда придет ее ответ, я пошлю его вам: это убедит вас в правде. Если она откажется ответить, я напишу мистеру Крокеру. Кстати, если вы знаете точное его имя и адрес, пошлите мне… Но пока вы и ваши любят меня, что нужды мне беспокоиться об этом жестоком, несправедливом, расчетливом мире?.. Во всех моих душевных тревогах и затруднениях я все чувствую в тайниках души моей какую-то божественную радость – счастье невыразимое которое, кажется, ничто не нарушит.
Я надеюсь, что мистер К. здоров. Напомните ему обо мне и спросите его, видел ли он мое 'Рассуждение о стихе' в последних октябрьском и ноябрьском номерах Southern Literary Messenger… Я так деятелен теперь и чувствую столько энергии. Приглашения писать сыплются на меня каждый день. За последнюю неделю у меня было два предложения из Бостона. Вчера я послал статью в American Review, о 'Критиках и критике'. Не так давно я послал в Metropolitan очерк под названием 'Коттедж Лэндора': там есть нечто об Анни, появится это, как я думаю, в мартовском номере. В Южный литературный вестник я послал пятьдесят страниц 'Заметок на полях', по пяти страниц на каждый месяц в текущем году. Я прочно договорился также с каждым журналом в Америке (кроме National Питерсона), включая один цинциннатский журнал, называемый The Gentlemen's. Таким образом, вы видите, что мне нужно только твердо держаться в бодром настроении, чтобы выйти из всех моих денежных затруднений. Наименьшая цена, которую я получаю, это 5 долларов за 'страницу Грэхэма', и я легко могу средним счетом написать 1 1/2 страницы в день, то есть заработать 7 1/2 долларов. Как только 'денежные переводы' придут, я выйду из затруднения. Я прочел, что Годи объявляет какую-то мою статью, но я совершенно не ведаю, что бы это было. Вы просите меня, Анни, чтобы я указал вам какую-нибудь книгу для чтения. Видели ли вы 'Percy Ranthope', мистрис Гор? Вы можете достать эту книгу в любом агентстве. Я читал ее последние дни с глубоким интересом и извлек из нее также и большое утешение. В ней рассказывается стезя одного литературного деятеля и дается справедливая точка зрения на истинные задачи и истинные достоинства литературного характера. Прочтите ее ради меня.
Но в одном пребудьте уверены, Анни, – от этого дня впредь я избегаю чумного общества литературных женщин. Это бессердечная, противоестественная, ядовитая, бесчестная шайка, без какого- либо руководящего принципа, кроме безудержного самопочитания. Мистрис Осгуд есть единственное исключение, которое я знаю… Поцелуйте от меня маленькую Кэдди и поклонитесь от меня мистеру Р. и всем.
За последние две недели у меня была чрезвычайно беспокойная головная боль…
[Подписи нет]
ЭДГАР ПО К АННИ
Четверг – 8-го
Милая Анни, – моя мать как раз отправляется в город, где, я надеюсь, она найдет нежное письмо от вас или от Сары; но я уже так давно не писал вам, что я должен послать вам несколько слов, чтобы дать вам возможность видеть и чувствовать, что Эдди, даже когда он молчит, хранит вас всегда в своем уме и сердце – я был так занят, Анни, все время с тех пор как я вернулся из Провиденса – шесть недель тому назад. Дня не пропускал я без того, чтобы не написать от страницы до трех страниц. Вчера я написал пять, а за день перед этим поэму, значительно более длинную, чем 'Ворон'. Я назвал ее 'Колокола'. Как мне хочется, чтобы Анни увидала ее! Ее мнение в этой области так дорого мне – во всем оно для меня есть нечто – но в поэзии-особенно. И Сара тоже… Я сказал ей, когда мы были в В…, что вряд ли я когда-либо знал кого-нибудь с такой острой способностью различения того, что есть действительно поэтическое. Пять прозаических страниц, которые я вчера кончил, называются – как бы вы думали? – уверен, что вы никогда не отгадаете – 'Гоп-фрог', 'Лягушка-попрыгушка'! Подумайте только о вашем Эдди, который пишет рассказ с таким названием, как 'Лягушка-попрыгушка'. Вы никогда не догадались бы по названию о содержании (которое страшно), в этом я уверен. Он будет напечатан в одном еженедельнике в Бостоне… не очень почтенный журнал, быть может, с литературной точки зрения, но он дает столь высокую плату. Собственник написал мне, предлагая около 5 долларов за 'грэхэмовскую страницу', а я хлопочу о том, чтобы выйти из моих денежных затруднений, и потому принял предложение. Он дает также 5 долларов за сонет; приглашены мистрис Осгуд, Парк Бендэмин и мистрис Сигурни. Я думаю, что 'Колокола' появятся в Американском Обозрении. Я не получил еще никакого ответа от мистрис Уитман… Я полагаю, что ее мать перехватила письмо и никогда ей его не отдаст…
