– Но в загс я не собираюсь идти, – сразу же приготовила я путь к отступлению и поспешно добавила:
– Вообще ни с кем. Просто я против брака вообще. – А то еще подумает, что я его считаю каким-то ущербным. Кто знает, как он отреагирует? – А вот просто пообщаться с тобой можно.
– Ну, насчет загса мы еще поговорим, потом, – Жаворонский заметно повеселел и даже приблизился ко мне, пытаясь обнять.
– Алеша, а помнишь, ты грозился мне отомстить, если что? – отстранившись, спросила я о том, что меня больше всего волновала в этот момент.
– Ах, ну это… – смутился Жаворонский. – Это я от отчаянья говорил. Чтобы ты вернулась ко мне.
– Но согласись, – возразила я, – у нас не было таких отношений, чтобы можно было говорить о возвращении.
– Как не было? – поразился Алексей. – А гулять мы разве не ходили? И еще на каток? Я тебе цветы дарил!
Да, помню, какие-то василечки дарил пару раз. Ну и что теперь?
– Так гулять можно и просто так. Мы же были друзьями.
– Но для меня ты была намного больше, чем друг! – Алексей попытался меня поцеловать.
«А ты для меня нет», – подумала я, машинально отвечая на поцелуй. Потом, опомнившись, отодвинулась и спросила:
– Так ты не собираешься мне мстить?
– Да что ты, Поля, нет, конечно! Разве я могу причинить тебе какие-то неприятности?
«Ты мне их уже столько причинил»! – снова подумала я.
– Ну, так что? – в нетерпении воскликнул Алексей. – Когда мы увидимся вновь? Может быть, давай прямо сегодня отметим нашу встречу?
Эк, его разнесло!
– Ты знаешь, вот как раз сегодня я никак не могу, – ответила я, – ну просто никак. И завтра.
– Ну давай послезавтра! – не сдавался окрыленный надеждой Жаворонский.
О, Господи! Как же мне теперь от него отделаться? Надарила надежд на свою голову! Ведь ясно же, что это не он!
Дело в том, что Алексей Жаворонский, несмотря на все свои недостатки, обладал одним неоспоримым достоинством: он не умел врать. Совершенно. Вообще-то, во многих ситуациях это не очень хорошее качество, но для меня оно сейчас играло большую роль.
– Знаешь что, Алеша, ты мне лучше позвони. У тебя же есть мой телефон? – спросила я, отлично зная, что есть старый. Но дело в том, что с тех пор у меня уже поменялся номер, и старый теперь не представляет для меня опасности.
– Я позвоню завтра! – пообещал Алексей.
– Лучше послезавтра, – остановила я его.
– А может быть, ты все-таки сможешь сегодня? – никак не хотел со мной расставаться Алексей, имевший одно общее качество с моим бывшем мужем Жорой Овсянниковым: оба были очень прилипчивыми и отвязаться от них было крайне сложно. Поэтому обращаться за помощью к Жоре я старалась только в исключительных ситуациях. А теперь еще приходится отделываться от Алексея.
– Сегодня я точно не смогу. Я еду к клиентке и останусь у нее ночевать, – эту чушь я придумала для того, чтобы Алексей не напросился ехать со мной. А также, чтобы не просил подвезти его.
Я потянулась к дверце, широко раскрыла ее, приглашая Жаворонского покинуть мою машину. Тот сделал это с большой неохотой.
– Я буду с нетерпением ждать нашей встречи! – крикнул он мне вслед. Я прибавила скорость.
Итак, Алексей оказался непричастным к этому делу. Других знакомых, которые были бы способны на такое, у меня не было. Во всяком случае, мне ничего не было известно об их существовании. Не Жора же, в самом деле, устраивает подобные выходки!
Я задумалась. Нет, Жора не станет так шутить – это не его стиль. И он не идиот. А то, что у человека, затеявшего эту игру, явно не все дома, я уже не сомневалась.
А может быть, это все-таки чепуха? Никто меня не преследует? Ведь сегодняшний день прошел очень спокойно. Никаких эксцессов не было. Может, все это плод моего воображения?
Я постаралась убедить себя в том, что выдумала все свои страхи и ничего мне не грозит. Надо будет, пожалуй, обратиться к Ольге с просьбой провести со мной психологический сеанс. Наверное, у меня нервы расшатались. Пусть Ольга постарается, поможет своей сестре. Ей это будет очень лестно: ведь сестра раньше никогда к ней не обращалась по такому поводу.
Я доехала до дома совершенно успокоенная, вышла из машины и стала подниматься по лестнице – лифт почему-то не работал. Света тоже не было. Ни на одном этаже. Это было уже странно.
«Не могли же сразу перегореть все лампочки», – думала я, перешагивая через две ступени. Честно признаться, я всегда боялась темноты. С детства. И все время просила бабушку не выключать свет в нашей с Олей комнате, когда мы ложились спать. Мне все время казалось, что кто-то притаился в углу или под моей кроватью.
Большой шкаф для одежды, стоявший в нашей комнате, казался мне страшным великаном, который только и ждет, когда бабушка погасит свет, чтобы схватить меня. Для чего я была нужна ему, не знаю – я об этом не задумывалась. Просто боялась, и все.
Мудрая бабушка оставляла гореть тусклый ночник, а сама постепенно пыталась отучить меня от моих страхов. Она умышленно не зажигала в подъезде свет, когда мы с ней поднимались по лестнице. Часто устраивала в квартире полумрак, зажигала свечи…
Посылала меня на даче нарвать что-нибудь с грядок, когда уже смеркалось. Или просила спуститься вниз выбросить мусор, когда мы были дома. Конечно, она постоянно следила за мной, готовая по первому зову прийти на помощь.
Бабушкины уроки сделали свое дело: я избавилась со временем от панического страха перед темнотой. Теперь я совершенно спокойно могла идти пешком домой в два часа ночи. Но какое-то неприятное ощущение осталось. Я не признавалась в этом никому: ни Ольге, ни Жоре, ни самой бабушке.
Конечно, я уже не боялась страшных великанов, но поднимаясь вверх по темной лестнице, мечтала, чтобы ступеньки поскорее закончились. Меня пугала темнота в замкнутом пространстве.
А в сегодняшней подъездной темноте было что-то жуткое и зловещее.
Я взлетела на свой этаж и замерла…
Все детские страхи всплыли, но теперь они просто померкли перед открывшейся моим глазам картиной: на двери моей квартиры был нарисован белый череп и скрещенные кости. Глаза черепа горели странным, таинственным огнем. Мне показалось, что он сейчас откроет свой беззубый рот и скажет мне что-то такое, от чего я упаду в обморок.
Несколько секунд я не могла сдвинуться с места, безмолвно взирая на череп. Потом заорала, да так громко, что из квартиры напротив тотчас же высунулась взлохмаченная голова моего соседа Петра Голубева.
– Что такое? – закричал он, и я увидела в его руке топор. Снизу, чиркая спичками, бежал еще один сосед, а сверху спускалась живущая надо мной Светка Макарова. Все они испуганно смотрели на меня.
– Полина? – удивленно спросил Петька Голубев. – Это ты?
– Тут, тут, смотрите, вот… – я тыкала пальцем в изображение на своей двери. В этот момент ярко вспыхнул свет.
Глаза черепа сразу же перестали светиться. И теперь при ярком свете, в окружении людей, эта картинка показалась мне просто детской мазней. Череп был намалеван обычной белой краской, довольно криво.
– Это ты этого так испугалась? – удивленно спросил Петька.
Я кивнула головой.
– Да это, поди, опять Антошка Катькин балуется, – начала возмущаться Светка. – Он, постреленок, то в дверь позвонит, да убежит, то почтовый ящик подожжет! Уж сколько на него жаловались! Вот паразит! Так же до инфаркта человека довести можно!
– А почему свет не горел? – разлепила я ссохшиеся губы.
