прости за веру,
за глупый вид
и за манеры,
за то, что называл себя поэтом -
прости за это,
прости за смех и эти раны,
за то, что я тебя достал,
но, говорят, я скоро стану
панк-стар.
Верёвка, пистолет, отрава
и передоз.
Заслуженная слава
надолго и всерьёз.
Но разве получалось чистым
уйти из под огня?
Я оставался анархистом...
А, может, не было меня?
02.50.25.03.08.
Я уже не понимал
Я уже не понимал
очевидность этих суток,
ночь звенела в проводах
мёртвых телефонных трубок.
Дверь открылась. Я вошёл,
- Зачем ты пришёл?
Знаете, какой был ответ?
У меня всегда и всё хорошо.
У тебя ничего больше нет,
а я, собственно зритель,
причём единственный.
- Какой твой любимый поэт?
- Не ты,
я совсем не врубаюсь в стихи,
сказал и пристально
посмотрел на себя.
Это было отвратительно,
но всё-таки
это был я.
06
Это не сон - нет!
'Дар напрасный...'
Это не сон - нет!
Не эЛэСДэшный трип.
И не в тоннеле свет.
И даже не краткий миг.
И не урок, нет!
Не кара, не визги звёзд.
Не мышеловка стен.
Это совсем не мост
между Этим и Тем.
Что же ты? Без меня
не существуешь! Зачем?
И всё же тебя кляня,
стоя перед ничем,
перед ничто без глаз,
я навсегда, насовсем
верю в последний раз.
21.06.19.08.08.
Я галлюцинации видел
Я галлюцинации видел:
я бухал с бандитами и ворами,
я сам наркотой барыжил
и кидался шальными деньгами,
я дружил с настоящим поэтом,
я размахивал жёлтым билетом,
я садил героин по венам,
среди грохота мокрой листвы,
меня забирали со сцены
и потом избивали в стенах тюрьмы,
в подъезде, на автобусной остановке,
в разговорах и интернете,
на одной петербургской разборке
и в известной московской газете,
в пересудах, судах, допросах,
сплетнях и похвалах, что хуже,
но сейчас умирает осень
в синих, синих от неба лужах
и менты что-то трут по рациям,
и всё это до дрожи знакомо,
и гуляют галлюцинации
около моего дома.
08.
