– Кто вам сказал такую чушь? – поразился Наполеон, которого именно Европа и ввергала каждый раз в бесконечные войны.
– Никто!
– Вас научили этому в университете?
– Нет.
– Может быть, лавры Брута не дают вам покоя?
На этот вопрос студент не ответил: он не знал, кто такой Брут. Видимо, троечник попался.
Пораженный этим беспричинным и безграмотным фанатизмом, который скорее был бы свойственен дикому испанскому оборванцу, а не студенту европейского вуза, Наполеон спросил:
– А если я вас отпущу, вы дадите слово, что никогда больше не будете пытаться убить меня?
Троечник долго молчал, но был настолько узколоб (кто-то, возможно, примет его глупость за благородство), что решился сказать правду:
– Нет. Я буду на вас покушаться.
Из двух собеседников благородство в этой истории проявил только Наполеон.
Он долго молчал, после чего вышел в глубокой задумчивости. А затем отдал дурака под военно-полевой суд, который вынес студенту приговор о расстреле. Приговор был приведен в исполнение немедленно. Потому что Наполеон не любил рисковать жизнью напрасно. Зачем? Он же был отважный человек, а не идиот.
Впрочем, благородство Наполеона в историях с покушениями проявлялось не только в попытках отпустить убийцу. Вот, например, что случилось во дворце Наполеона Тюильри. Однажды в приемный покой дворца вошел странный человек в длиннополом пальто. Дежурный офицер предложил вошедшему снять шляпу и пальто. В ответ незнакомец вытащил из-под полы саблю и бросился на офицера. К счастью, тот успел выхватить шпагу и принять оборонительную стойку. Отбив первый удар, офицер пригвоздил хулигана шпагой к двери.
Оказалось, нападавший был бывшим квартирмейстером наполеоновской армии, которого кто-то из чиновников несправедливо обидел, из-за чего у квартирмейстера случился съезд крыши, и он решил отомстить за себя, убив не обидевшего его чиновника, а главу государства. Квартирмейстера отправили в госпиталь, а узнавший об этой истории Наполеон назначил несостоявшемуся убийце пожизненную пенсию.
Короче говоря, рано или поздно пуля или кинжал могли прервать жизнь Наполеона, обрушив дело всей его жизни и вновь раскидав объединенную им Европу на отдельные национально-племенные лоскуты. Наполеону до зарезу нужен был наследник на троне, вокруг которого без споров могла консолидироваться новая элита Франции с целью сохранения внутреннего спокойствия и отражения внешней агрессии.
...В день, когда он сообщил Жозефине свое решение о разводе, Наполеон заплакал третий раз в своей жизни.
Жозефина давно чувствовала, что этим все кончится, очень переживала, но, как верно сказал ей Наполеон: «У политики нет сердца, только голова». Все время перед разводом они проводили вместе. И после развода Наполеон часто писал Жозефине длинные теплые письма.
Чувства, которые день за днем переживали все герои этой истории, описал в своих мемуарах камердинер Наполеона Констан: «Лоб императора все больше и больше морщился от явного состояния озабоченности, пока не наступил день 30 ноября. В этот день обед отличался, как никогда, общим молчанием. Императрица проплакала весь день, и для того чтобы скрыть, насколько это возможно, бледность лица и красноту глаз, она надела большую белую шляпу, поля которой полностью скрывали ее лицо. Император сидел, не проронив ни слова, его взгляд был прикован только к тарелке, и лишь время от времени конвульсивные гримасы выдавали состояние крайнего волнения; если ему случалось отрывать глаза от тарелки, то он украдкой бросал страдальческий взгляд на императрицу. Придворные офицеры, стоявшие неподвижно, словно статуи, печально глядели на эту тягостную и мрачную сцену. Их величества не притрагивались к пище, и были слышны только монотонный шепот обслуживающего персонала, подававшего и уносившего прочь блюда, и звенящий звук механических ударов императорского ножа по краю бокала».
Через некоторое время, когда Наполеон с Жозефиной остались одни, между ними состоялось решающее объяснение. Констан в это время находился в соседней комнате, «предвидя ужасные события». Через несколько минут он услышал крики. Наполеон открыл дверь, и Констан увидел следующую картину: императрица лежала на полу, крича так, словно у нее разрывалось сердце: «Нет, ты этого не сделаешь! Ты не можешь убить меня!»
Затем у Жозефины случился обморок, и Наполеон вместе с одним из слуг отнесли ее в спальню. Всю последующую ночь Наполеон не спал, постоянно подходя к спальне Жозефины и интересуясь ее состоянием.
День, в который состоялось официальное провозглашение развода, Констан описывает так: «Это было 16 декабря. Императорская семья собралась, одетая в строго официальные костюмы, когда вошла императрица в простом белом платье, полностью лишенном украшений. Она была бледна. Принц де Богарне (ее сын. –
Его прослушали в глубоком молчании... Императрица казалась более спокойной, чем все остальные, хотя слезы беспрестанно текли по ее лицу. Чтение документа закончилось, императрица встала, вытерла глаза и голосом почти твердым произнесла слова согласия, после чего села в кресло, взяла ручку у г-на Реньо и подписала документ. Затем она тут же удалилась.
Во время этой церемонии император не произнес ни слова, не сделал ни одного жеста, но стоял неподвижно, словно статуя. Почти безумным взглядом он уставился в одну точку и пребывал в полном молчании и в подавленном настроении весь день.
Вечером, когда он только лег, а я ждал его последних указаний, вдруг отворилась дверь и вошла императрица. Ее волосы были в полном беспорядке, а лицо выдавало сильнейшее волнение. Ее вид привел меня в ужас. Жозефина, дрожа, как в лихорадке, подошла к императору, остановилась и, заливаясь слезами, упала на постель, обвив руками шею императора, а затем стала осыпать его нежными и бурными ласками. Я не могу описать свои чувства при виде всего этого. Император тоже заплакал, присел на постель и, прижав Жозефину к груди, стал говорить ей: „Успокойся, моя хорошая. Будь разумной. Мужайся, мужайся. Я всегда буду твоим другом“. Рыдания сдавили горло императрицы, и она не могла отвечать; и тогда последовала молчаливая сцена, во время которой его слезы и ее рыдания слились воедино, и эта сцена сказала мне больше, чем самые нежные слова...»
Почти в тех же выражениях описывает эту драму секретарь Наполеона Меневаль: «После скорбной и впечатляющей церемонии, которая разорвала узы брачного союза, император вернулся в свой кабинет печальный и молчаливый и повалился на кушетку в состоянии полной депрессии».
Уезжая, Наполеон зашел к Жозефине попрощаться, взяв с собой Меневаля. Тот свидетельствует: «Жозефина была одна и казалась погруженной в самые болезненные раздумья. Шум от нашего появления вывел ее из состояния оцепенения, она вскочила с кресла и бросилась на шею императора, не сдерживая слез. Он прижал ее к груди, целуя вновь и вновь, но в результате от переизбытка эмоций она упала в обморок. Я позвонил в колокольчик, вызывая помощь.
Император, желая избежать лицезрения горя, которое он не мог смягчить, передал императрицу в мои руки, как только увидел, что она приходит в сознание, и приказал мне не покидать ее, а сам быстро удалился.
В смятении чувств Жозефина схватила меня за руки и самым серьезным образом умоляла просить императора, чтобы он не забыл ее... и проследить, чтобы он писал ей. Казалось, ей было трудно разрешить мне уехать, словно мой отъезд разрывал последние узы, связывающие ее с Наполеоном».
С кем же Наполеон решил сочетаться династическим браком? Чертовски показательный момент! Первым делом он предложил руку и сердце... или, точнее, руку и империю родной сестре царя Александра – великой княжне Анне Павловне. Однако ему под благовидным предлогом («молода ишшо») было отказано. Анне Павловне было всего 16 лет. Действительно, не сильно старая тетка, но даже по нынешним временам вполне себе женихабельная. Просто не хотел царский двор выдавать Анну за Наполеона. А выдали бы,
