Предисловие
(фамилии известных и исторических деятелей не изменены)
'Я прочитал книгу Александра Никонова под названием 'ХУЁВАЯ КНИГА'. И вот мое мнение. Книга эта не х...евая, а замечательная, написанная талантливым человеком, поцелованным при рождении Богом в ту самую зону, которая впоследствии определяет литературный талант. Книга написана в традициях исповедальной прозы. Она грустна и иронична, как и вся наша жизнь. Она написана во фривольном стиле языком арго, с помощью которого общались и общаются если не все молодые и не очень молодые люди, то, во всяком случае, значительная их часть. Одни писатели прибегают к эффемизмам, другие считают для себя это не обязательным. Все зависит от того, насколько талантливо или бездарно написано данное произведение. Джон Стейнбек в повести 'Квартал Тартилья-флэт' обошелся без 'грубостей', создав прекрасное произведение. А незабвенный Венедикт Ерофеев не брезговал 'разговорной' картечью и тоже создал талантливое произведение. Я не случайно ставлю в один ряд с Д.Стейнбеком и Вен.Ерофеевым Александра Никонова, потому что их всех объединяет одно понятие - ТАЛАНТ. Я бы еще присовокупил к ним Г.Миллера и Ю.Алешковского, но не подпускал бы к ним, скажем Э.Лимонова, 'Эдичка' которого пестрит матом, но этот мат лишь подчеркивает не шибкое литературное дарование автора. Сразу предупреждаю: это мое личное мнение. Так что дело не в использовании мата, как такового. Мат в нашем языке присутствует в двух случаях: либо в результате малого запаса слов и полного бескультурья, либо в качестве своеобразной эпатирующей игры в среде достаточно культурных и утонченных людей. И если автор пишет честное произведение, он не может заставить уголовника говорить эзоповским языком, так же как и не может запретить своим литературным героям-студентам разговаривать на арго.
Книга Александра Никонова, несмотря на обилие необходимых 'матюков', чиста, как слеза младенца. Сексуальный голод ее молодых героев приправлен потрясающей самоиронией. Они не агрессивны, они честны в своих поступках и смыслах. Они играют в свои 'игры' в своей замкнутой среде и не заставляют играть по их правилам окружающих. И, несмотря на то, что книга А.Никонова на девяносто процентов, вроде бы 'про это', она начисто лишена какой-бы то ни было порнографии. Остальное - дело вкуса и наличие или отсутствие ХАНЖЕСТВА - самого мерзкого нашего наследия. И если мы начнем преследовать писателей за 'свое' мироощущение, то это будет первым шагом к кострам, в которых запылают книги Бокаччо, Рабле, Свифта, Гете да и, чего вола вертеть, и самого Александра Сергеевича Пушкина'.
'Я тоже ругаюсь матом, но делаю это только тогда, когда требует ситуация, обычно это бывает какой-нибудь производственный момент (на телевидении или в газете - как на стройке).
В письме я не пользуюсь ненормативной лексикой не потому, что отвергаю или отрицаю, просто не для меня это.
В творчествах других (Лимонов или Алешковский) меня это восхищает, поражает, но сам я этого не умею, поэтому не берусь.
Отдаю себе отчет, что после Лимонова и Алешковского началось такое повальное обращение к так называемым нецензурным выражениям как к средствам художественного созидания. Ну и еще с Венечки Ерофеева. Да, еще Баркова забыл. Но если людям нравится, то и пусть их.
Сашу Никонова знаю давно, когда-то раньше брал его на работу в 'Московский комсомолец'.
Больше всего мне нравится его блистательная самоуверенность, которой сам не обладаю.
Самоуверенность для художника - большое дело, как для рыжей женщины ее волосы - уже половина красоты'.
'...Бог мой! У кого из нас этого не было! Я вздрагиваю, когда читаю у Никонова стенограммы его бесед с друзьями - это же мы, все мы!..
Читателю постоянно смешно. Я давно так не хохотал, как при чтении строго научного матерного словаря Никонова'.
'Все-таки очень приятно, что в кондовые дебри МИСиСа проникают, выучиваются там на металлургов и покидают оные дебри веселые и талантливые люди типа меня. И типа автора сей книги. Приятно также, что отечественная металлургия понесла еще одну (после меня) тяжелую потерю в лице вышеупомянутого автора.
Еще приятнее, когда один из таких людей упоминает другого (меня) в своей ностальгической книжке. Так мы и попадаем в историю, 'держа и вздымая друг друга'. Единственное, что меня бесит во всей этой истории, так это мимолетность упоминания.
Фигуре, по яркости сравнимой с моей в целях исторической справедливости просто необходимо было уделить на порядок больше места. Я сам многое еще мог бы вспомнить и рассказать. Вот, помню, подполковник Л. лекцию 'докладывал' с указкой: 'Товарищи студенты, в этом приборе происходит прецессия'. Мы ничего, сидим, молчим. А самый умный наш еврей простодушно тянет руку и спрашивает: 'Товарищ подполковник, а что такое 'прецессия'?' Л. возмутился: 'Ты что, мудак что ли? Прецессия - это... это... Прецессия - это... Прецессия - ну это когда вот на эту хуйню давит, то она прецессирует'. Вот. А еще мне понравилось про то, как герою сначала не удалось потрахаться, а потом удалось, но не очень удачно. И таблица сексуальных исследований тоже смешная. Только неполная. Равно как и матерный словарь.
Но в целом... Впечатления... Чувства... Все такое... Весьма, весьма...'
Александр Никонов, мой приятель и 'брат во литературе', предложил мне написать предисловие к его книге. Польщенный, я немедленно согласился, о чем жутко пожалел, когда прочел название.
Кстати, вы его тоже прочли. Ничего себе, да?
Но, привыкши держать слово, предисловие я все-таки пишу.
Собственно, уже написал.
А вот прочту книгу, извините за выражение, до конца - напишу послесловие.
Там и поговорим.
От автора (можно не читать)
'Летите, грусти и печали,
К ебени матери в пизду'.
'Что естественно, то не постыдно', - говорил древний философ Сократ, залезая посрать на пригорок и задрав тунику. Его обдувал мягкий ласковый ветер, может быть даже это был бриз, и вонь разносилась окрест, достигая ближайшей деревни. Там не любили Сократа. И когда величайший гений и вождь пролетариата смиренно отправлялся к пригорку, темные фанатичные жители показывали на него заскорузлыми пальцами и говорили друг другу: 'Вон Сократ пошел срать'. Такова неблагодарность людская.
А предположим на минутку, что Сократ наступил бы на горло своей песне. Разве это было бы хорошо? Это плохо было бы. Истинная мудрость рождается в борьбе с замшелыми парадигмами. Если бы обыватели обломали крылья Сократу, разве смог бы этот гордый Икар срать с высоты птичьего полета, подобно орлу?! Нет. История не донесла бы до нас его имени, затеряла, как затеряла миллионы других имен. А теперь имя древнего гения известно всем, и на могиле Сократа без всяких титулов и ученых званий так просто и
