— Он играет с нами, — выдохнул Тачстоун, удивившись, что может говорить. Его сердце колотилось так, будто он пробежал целую милю. Шум, который производили Руки, неожиданно перекрыл ужасный рев, и Тачстоун отпрыгнул назад. Рев усиливался и стал почти невыносимым. Из тумана выступила огромная тень.
Тачстоун закричал, отбросил в сторону свечу, поднял меч и опустился на колени так, что почти по грудь оказался в воде.
— Мордикант! — завопил Моггет, отпрыгнул от Тачстоуна и бросился к замороженной Сабриэль.
Мордикант натолкнулся на алмаз защиты, на вытянутый меч Тачстоуна, и от этого столкновения в стороны посыпались серебряные искры. Тачстоун потерял равновесие и ушел под воду, пуская пузыри. Он в ужасе представил себе, что через секунду Мордикант навалится на него, и вынырнул из воды с такой силой, что почти взлетел в воздух.
Алмаз не был поврежден, Мордикант отступил в коридор из Рук. Они замолчали, но раздался другой звук, который Тачстоун сначала не мог расслышать, потому что у него в ушах еще была вода.
Это был смех, смех, раздающийся из тумана, волнами раскатывающийся по воде и все ближе и ближе придвигавшийся к Тачстоуну.
— Братишка, тебя напугал мой пес? — сказал голос из тумана.
— Ой! — крикнула Сабриэль, почувствовав на своем физическом теле когти Моггета. Аборсен смотрел на нее, удивленно подняв брови.
— Кто-то тронул мое тело в Жизни, — объяснила она. — Похоже, это Моггет. Там что-то случилось?
Они стояли на краю Смерти, на границе с Жизнью. Никто в Смерти не пытался их остановить, и они легко прошли Первые Ворота. Возможно, все чудовища дрогнули при виде двух Аборсенов… Сейчас они остановились. Сабриэль не понимала почему. Казалось, Аборсен хотел увидеть то, что происходит в Жизни. Он будто что-то подслушивал, наклонив тело вперед, приложив ухо к несуществующей двери.
А Сабриэль стояла, как солдатик, стерегущий отца от напастей из Смерти. Разбитые Камни открыли здесь широкую дорогу в Жизнь, и Сабриэль понимала, что многие исчадия Смерти пытались воспользоваться этой «дырой». Но ее опасения были напрасны. Никого не было с ними рядом, только серая река с ее всплесками и водоворотами.
Аборсен закрыл глаза, сосредоточившись на внутреннем видении, и тронул Сабриэль за руку.
— Почти пора… — тихо сказал он. — Когда мы выйдем, я хочу, чтобы ты взяла Тачстоуна и бежала с ним к Южной лестнице. Тебя ничто, ничто не должно остановить! Как только вы подниметесь по лестнице, взбирайтесь на Дворцовый холм, к Западному двору. Там сейчас пустое поле — Тачстоун должен знать, как к нему пройти. На поле должно стоять Бумажное Крыло…
— Бумажное Крыло! — воскликнула Сабриэль. — Но я его разбила…
— Оно было не единственным, — ответил Аборсен. — Аборсен, который создал летательный аппарат, кажется, сорок шестой, обучил этому умению других. В любом случае Бумажное Крыло должно быть там. Там же должен быть Клэйр или его посланец, который объяснит вам, где в Анселстьерре найти тело Керригора. Летите как можно ближе к Стене, найдите тело и уничтожьте его!
— А что ты будешь делать? — прошептала Сабриэль.
— У нас есть Саранет, — ответил Аборсен, избегая ее взгляда. — Дай мне твой меч и Астарель.
Седьмой колокол. Астарель — Печальный. Плакальщик.
Сабриэль замерла. Аборсен вытянул из мешочка Саранет и стал доставать Астарель. Но рука Сабриэль крепко зажала его.
— Так нельзя, — заплакала Сабриэль. — Мы должны бежать вместе…
— Нет, — жестко сказал Аборсен. Он нежно отвел ее руку в сторону и осторожно, чтобы тот не звякнул, вынул Астарель из перевязи. — Идущий выбирает дорогу или дорога выбирает идущего?
Руки не желали слушаться Сабриэль, когда она передавала отцу свой… его меч, потом они безвольно опустились вниз.
— Я должен уйти в Смерть, за Девятые Ворота, — спокойно заговорил Аборсен. — Я знаю, что в пространстве перед Девятыми Воротами царят ужасные тайны. Мне неизвестно, что происходит за Воротами, но каждый живущий должен уйти туда в определенное ему время. Это правило для всех людей и для всех Аборсенов. Ты — пятьдесят третий Аборсен, Сабриэль. Я не выучил тебя всему, чему должен был выучить, — пусть сейчас будет мой последний Урок. Все и Вся умирают в свое время.
Он шагнул вперед и поцеловал ее в лоб, около края шлема. Какой-то момент Сабриэль стояла как марионетка, не чувствуя своих рук и ног, затем кинулась к нему на грудь. Ей казалось, что она уменьшилась, снова стала маленькой девочкой, кинувшейся в объятия отца, который показался у ворот ее школы. Она слышала биение его сердца. Только теперь она поняла, как отсчитываются сотня сотен ударов, которые отделяют его от Смерти.
Она крепко сжала отца, а его руки крестом сошлись у нее за спиной. В одной руке был меч, в другой — колокольчик.
Они разжали руки, обернулись и нырнули в Жизнь.
Керригор хохотал, сначала хохот усиливался, а потом резко оборвался. Наступила тишина. Руки Смерти продолжали тихонько хлопать, и туман все так же извивался над водой. Промокший Тачстоун напряженно вытянулся, как мышонок, нервно застывший перед ползущей на него змеей. Где-то в глубине сознания он отметил, что стало чуть светлее, что где-то мелькнул солнечный луч, но это далеко, не меньше чем в сорока шагах от него…
Он вздрогнул и обернулся, когда позади него раздался странный новый звук. В Жизнь вернулись Сабриэль и ее отец! От их тел отскакивали кусочки льда, таяли у их ног. Тачстоун облегченно вздохнул и заморгал, когда ледышки осыпались с их лиц и рук.
Меч Сабриэль был у Аборсена в руках.
— Слава Хартии! — воскликнул Тачстоун, когда они открыли глаза.
Но никто его не услышал, потому что в это мгновение раздался ужасный, полный злобы и ярости крик. Он был таким громким, что закачались колонны и по воде пошли волны.
Тачстоун оглянулся и увидел, что туман клочьями разлетается в стороны, открывая скорчившегося в воде Мордиканта, из глаз и рта которого вырывалось синее пламя. Рядом с ним, вытянув длинную руку, стояло существо, которое можно было принять за человека.
Керригор пытался сделать свое новое тело похожим на постаревшего Рогира, но ему явно не хватило ни памяти, ни умения, ни вкуса. Голова его была слишком узкой и длинной, рот растянулся от уха до уха. Глаза вообще не видели, они только выбрасывали языки огня Свободной магии.
Но все-таки некоторого сходства ему удалось добиться. Огромный рог раскрывался все шире и шире, и Керригор захохотал, щелкая челюстями. Затем он заговорил, и его голос дрожал так же, как его тело.
— Мне повезло! Три сосуда с кровью, целых три!
Тачстоун не мог отвести от него глаз, прислушиваясь к голосу, слегка напоминающему голос Рогира. Тачстоун одновременно видел и этого извивающегося Керригора, и фигуру молодого принца.
Он снова видел кинжал, взрезавший горло Королевы, каскад хлынувшей крови, золотую чашу…
Он почувствовал прикосновение чьей-то руки, глубоко вздохнул, как будто проснулся, и увидел Сабриэль. Она схватила его за пояс и потянула за собой. Подчинившись, Тачстоун побежал вместе с ней, разбрызгивая воду. Все вокруг казалось нереальным, как во сне. Рядом был Аборсен, он улыбался, но вид у него был очень решительный. Тачстоун подумал, что Аборсен напрасно идет к Керригору, к кинжалу и золотой чаше… На плече Аборсена сидел Моггет, и это было так не похоже на Моггета… Двигаться прямо к опасности… Было еще что-то странное… Да, на Моггете не было ошейника… Может быть, надо вернуться назад, найти ошейник Моггета и вступить в бой с Керригором…
— Беги! Проклятье! Беги! — кричала Сабриэль, когда Тачстоун оборачивался. Ее голос вывел его из оцепенения. Как только они выбежали из-под защиты алмаза, его затошнило и вырвало. Ноги Тачстоуна сводила судорога. Вокруг снова раздавалось завывание, хлопки Рук Смерти и рев Мордиканта.
Они добежали до Южной лестницы, но Сабриэль, не сбавляя темпа, помчалась вверх, из света — в полную темноту. Тачстоун потерял ее руку, потом нашел, и они мчались вверх, и меч, ударяя по камням, высекал искры. До них из резервуара доносились крики, грохот, всплески, усиленные эхом. Затем появился новый звук, разрезавший шум с решительностью совершенства.
Он зазвучал исподволь, мягко, и вырос до чистой высокой ноты, превратившись в звонкий голос трубы,
