– Антонио мне тоже сын.
– Да, но… Если бы я тогда не согласилась на этот обман! Если бы у меня хватило смелости!.. – рыдала Ракель.
– Послушай меня, дочка. – Сдерживая слезы, Виктория обняла Ракель, стараясь успокоить ее. – Мы не можем упрекать себя в том, что могло бы быть, но чего не было И должны признать, что во всем виноват только он сам Это говорю тебе я, его мать. Один сын ушел от меня. Другого как будто подменили… И я не знаю, что с ним будет, если ты по-прежнему не захочешь его видеть.
– Он вас просил приехать?..
– Нет. Он никогда ни о чем не попросит! И ничего не скажет! Но я знаю, что он думает только о вашей дочери.
Прекрасные глаза Ракель прослезились.
– Ну тогда… скажите ему, пожалуйста… что я очень люблю его… И не могу без него жить. Не могу. Не могу!
Ракель снова зарыдала.
Стоял прекрасный летний полдень. Ракель с нежностью смотрела на свою дочь. Малышка осторожно переставлял ножки по зеленой лужайке. Однако даже этот солнечнечный звонкий от птичьих голосов день не мог отвлечь ее от грустных мыслей. Небрежно перелистывая журнал, который лежал у нее на коленях, она предавалась тревожным размышлениям о будущем. Она не заметила, как открылась дверь и в патио, маленький внутренний дворик, где она гуляла с девочкой, вышел Антонио – строгий, похудевший, с густой проседью в волосах. Увидев валявшуюся на траве куклу, он наклонился, осторожно поднял ее и шагнул навстречу девочке. И ребенок, еще никогда не видевший его, протянул к нему ручки…
Чья-то тень упала на страницу. Ракель подняла голову.
…Любимый…
