Отправляем его с почестью — на паровозе! Ну, а тебе придется на тормозе.
— Родной! Да где ты его видишь? — спросила колхозница.
На этот раз ей с паровоза ответил сам Трушка.
— Тетенька Поля, я тут — на самой вышине!
— Он с нами, — помахал шапкой Гаврик.
Колхозница еще что-то радостно прокричала, но паровоз засвистел, сердито фыркнул и, набирая скорость, побежал в степную темноту.
От моста на «газике» Василия Александровича Миша и Гаврик доехали до Желтого Лога. С Иваном Никитичем они встретились на каком-то захламленном разбитыми вагонами пустыре, окутанном сумраком пасмурной ночи.
Иван Никитич ждал ребят и при встрече был разговорчив. Чтоб не казаться нежным к своим походным друзьям, он разговаривал с ними, как ссорился:
— Ну, и справились с задачей. А как же иначе? Вам доверие оказал и колхоз и секретарь районного комитета партии. Еще бы вы не выполнили задания! Да случись так, мне бы тогда только и оставалось сквозь землю от стыда провалиться!
Зная, что ребята измучены деловыми заботами и длинной дорогой, старик, желая доказать, что он тоже не сидел сложа руки, показывал им оборудованное помещение: бесколесный товарный вагон, в котором ярко горел большой каганец.
Гаврик с усмешкой удивления сказал:
— Не каганец, а целый каган сделали из паровозной масленки.
— Дедушка, а где же ночуют коровы? — спрашивал Миша, глядя на чугун, вмазанный в кирпичный настил на полу.
На этой наспех сделанной Иваном Никитичем печке, пуская тонкие, как паутины, струйки пара, подогревалось какое-то варево, а на жестяном столе (кусок вагонной кровли на кирпичных стойках) лежали ложки.
— Михайло, коровы и телята опередили вас на целых двенадцать километров: они под присмотром Надежды Васильевны Коптевой ночуют на ферме колхоза «Заветы Ильича»… Кормом обеспечены, ждут нас. И нам надо быть во всем попроворней. Садитесь и с места в карьер угощайтесь, а потом поплотней закрывайте глаза и спите.
Иван Никитич устроился на соломе: сел, подвернув под себя ноги так, как это делают чабаны у костра. Он проглотил несколько ложек похлебки, отодвинулся от стола, достал из кармана врученное ему Мишей требование на лошадей, посмотрел на него через очки и, удостоверившись, что оно в полном порядке, сказал:
— Ешьте, ешьте на доброе здоровье! А я сейчас вернусь…
Иван Никитич проворно встал и вышел. Когда он открывал дверь, ребята увидели, что над крышей вагона на секунду повис небольшой клочок неба с редкими звездами.
Они удивились, что не заметили, как в течение минувшего дня менялась погода, как долго крутил ветер, не зная, с какой стороны ему дуть. Теперь он дул тише и дул с запада, донося до ребят свист паровоза, лязг буферных тарелок, строгие мужские голоса. Один голос настойчиво говорил, что «не пройдут», а другой утверждал, что «пройдут», надо только тянуть с умением и осторожностью.
— Станцию очищают, — проговорил Миша, намекнув Гаврику на слова машиниста: «Теперь, ребята, узкое место Желтый Лог. Все силы надо положить, чтоб скорей очистить эту станцию».
— А у нас узкое место — кони. Наверное, дед пошел за ними. Успеха ему! — сказал Гаврик.
— А нам — спокойной ночи, — устало усмехнулся Миша.
Они убрали со стола, разделись и, прижавшись друг к другу, затихли.
Проснулись ребята, когда было так светло, как бывает светло в конце октября в поздний час утра.
Открыв глаза, Миша и Гаврик огляделись: Ивана Никитича в вагоне не было.
— Миша, а мы опять проспали! Может быть, дедушка уже получил коней и они стоят тут близко, — сказал Гаврик и босой кинулся к двери.
Миша, видя, что товарищ его, высунувшись за дверь, недоумевающе поводил плечами, выразил догадку:
— А по-моему, дедушка нашел себе работенку там, где, слышишь, целую ночь штурмовали и теперь штурмуют. Одевайся, Гаврик, и пойдем поищем.
Они оделись, натянули треухи и вышли искать своего деда. За дверью вагона они сразу остановились, высматривая Ивана Никитича среди работавших на путях. Но в трудовой сутолоке военных людей и людей, одетых в форму железнодорожников и в одежду колхозников, не так просто было разобраться.
Они пошли по путям, присматриваясь, как укрепляют шпалы, подбивая их кирками, как стягивают гайками рельсы, как нагружают автомашины, тачки, подводы кирпичом, жестью, железным ломом — остатками начисто разбитой бомбами и снарядами станции. Они видели, как синевато-белыми, как ртуть, ослепительными снопами вспыхивало там, где начинали работать аппараты автогенной сварки.
Маневровый паровоз переводил на запасные пути изрешеченные снарядами и осколками товарные вагоны, два гусеничных трактора упорно тянули платформу под некрутой откос. У платформы уцелели только два колеса, и потому казалось, что она прилегла, вцепилась в землю и ни за что не хотела двигаться на свалку.
Все было интересно, все хотелось посмотреть, а кое о чем и подумать… Но где же дед Иван Никитич? Однако искать его не пришлось, — вскоре он сам нашелся. Из-под откоса, под который трактористы стягивали искалеченную платформу, послышался такой знакомый, такой особенный голос, что ребята узнали бы его и в море других голосов:
— Гражданочка, я к женщинам с нижайшим почтением, но в помощницы вы мне не того… не надо! Покорнейше благодарю за внимание!
За вежливыми словами своего деда Миша и Гаврик уловили раздражение.
— Поглядите на него! Да чего ты, дед, кипишь? Что я твоему коню сделала?
— Пока ты ему, гражданка, ничего особенного не сделала. Только самую малость рельсой ногу царапнула. А могла искалечить!.. Что я тогда сказал бы колхозникам, если они ждут этих коней, как самых дорогих гостей?.. Давай, гражданка, без объявления войны обойдемся.
Миша и Гаврик уже бежали к Ивану Никитичу. Они видели, что в левой руке он держал за повод одну лошадь, а правой вырывал другую лошадь у плечистой женщины. Вид у деда был воинственный. Но и женщина, хотя несмело, упиралась, не выпуская повода. Обращаясь к трактористам за сочувствием, она кричала:
— Вы только поглядите на него! Может, угадаете, какая деталь у него сломалась?.. Сам взялся помогать, а теперь забастовал. Вот и пойми этого дедка…
— Давай по-хорошему разойдемся, — с тихой настойчивостью предупредил Иван Никитич.
Женщина выпустила повод и, растерянно глядя на трактористов, проговорила:
— Как же я теперь выполню задание бригадира?
— Ты, гражданка, займи на возвышении свой пост и распоряжайся, а я с помощниками, как обещал, работу завершу, — заявил Иван Никитич, вручая лошадей подбежавшим Мише и Гаврику.
Женщина, выйдя из рабочего строя, поднялась на пригорок и, чувствуя неловкость, присматривалась к Ивану Никитичу и к его странным помощникам.
А Иван Никитич уже вышел с ребятами из котловины и разговаривал с ними так оживленно, как будто был в своей плотницкой.
— Михайло, Гаврик, мы тут поработаем, пока фураж привезут, и станционное начальство, просило, и председатель райисполкома, и полковник, к кому мы с Василием Александровичем ходили за лошадьми. Учтите, что мастеровых людей в наш колхоз уже послали… Гражданка, — обратился он к женщине, — какие же две рельсы мы потянем сейчас? Не молчи: на путях старшая ты, а на тяге — я, Михайло и Гаврик.
Женщина указала на первые попавшиеся на глаза ржавые рельсы. Она сделала это больше затем, чтоб только посмотреть на работу старика и ребят.
