Знаки и линии тянулись по бетону за ним, обвивали петлями его лодыжки.
— Ну? — прорычал он, чувствуя все большее сопротивление.
— Я не могу выполнить твои просьбы. Ни одну из них. Я буду следовать уговору с Беалом до последней буквы и в соответствии с изначальными условиями.
Мышцы Ури вздыбились от натуги. Он сжал могучие кулаки. Воздух вокруг него подернулся рябью.
— Я даю тебе шанс остаться в живых, Луи. Откажешься — и у меня не останется выбора.
Луи расхохотался. Мысль о том, что Ури вправду мог спасти его жизнь, показалась ему забавной.
— Откажусь? Я сделаю нечто большее, кузен.
Ури остановился, замер. Его лицо побагровело. Но следовало отдать ему должное: он честно пытался разгадать замысел Луи.
— С какой стати тебе говорить мне такое, если только ты не…
Деланая улыбка Луи растаяла.
— Если только я не собираюсь сделать с тобой то, что ты собирался сделать со мной?
Ури огляделся по сторонам. Он безнадежно застрял в опутавшей его паутине знаков и линий. И наконец понял, что все это время смотрел на происходящее под неправильным углом.
Луи немного ослабил давление пространства и показал Ури истинную геометрию комнаты.
Обычная перспектива дрогнула…
…и «пол», на котором стоял Ури, утратил горизонтальность, ушел из-под его ног, завернулся и обхватил его. Он оказался внутри бесшовного цилиндра. Словно мошку, его охватила ловчая сеть, сотканная из тончайших линий, знаков и букв.
Луи возвышался над ним, смотрел сверху вниз через крошечный кружочек в сотворенном им коконе.
— Тебе не на что опереться и не за что ухватиться, — сообщил Луи.
Ури свирепо глянул на него. Его глаза налились кровью, на губах выступила пена, могучие мышцы вздыбились буграми.
Луи хотел еще кое-что добавить, но передумал. Он не хотел еще сильнее унижать Ури. Это было так же глупо, как встать на рельсы и подпустить к себе поближе мчащийся на бешеной скорости локомотив.
И все-таки он не смог сдержаться.
— Соломон прибегал к этой хитрости, помнишь? Маленькие флакончики с поверхностью в форме ленты Мёбиуса, без малейшего трения? Он заманил в эти бутылочки злобных джиннов, и с тех пор о них никто ничего не слышал.
Ури рычал и пытался выбраться, но только сильнее увязал в липких цифрах и буквах, которыми Луи разрисовал пол.
Но вдруг одна туго натянувшаяся строчка символов, выписанная мелком ярко-зеленого цвета (не стоило применять этот цвет для ритуальных целей), «лопнула» от напряжения.
Некоторые точки и древнегреческие буквы дрогнули, рассыпались и превратились в облачка зеленого дыма.
Ощущение одержанной победы покинуло Луи.
Ури оскалился, обнажив зубы. Он ухватился за «слабое звено» обеими руками и потянул. Строчка не желала поддаваться, но все же Ури удалось выдернуть ее из общей паутины, и созданная Луи конструкция начала разваливаться.
Горы символов и геометрических фигур, нарисованных маркерами, мелками и кровью, рухнули на бетонный пол приливной волной красных, черных, разноцветных радуг.
Луи упал, сраженный наплывом силы.
А Ури устоял. Страшный ураган, жуткий смерч бешено вращавшихся вокруг него красок — все это не действовало на него, словно он был вытесан из гранита.
Сделав три широких шага, он оказался рядом с Луи.
Луи был готов объяснить, что все это досадная ошибка, но не успел. Ури сжал могучий кулак и ударил его.
Удара именно такой силы и можно было ожидать. Луи словно стукнули кувалдой. От боли, подобной взрыву атомной бомбы, он почти потерял сознание. Рухнув на бетонный пол, он пережил тяжелейшую встречу с реальностью.
Поле зрения Луи затянуло красной пеленой. Он попытался смахнуть набежавшие слезы, сумел перевернуться. С трудом соображая, он все же понимал, чего следует ожидать дальше от своего кузена.
Кровь и слизь закапали из разбитого носа на руки Луи… и неожиданно у него мелькнула идея, как обрести свободу. Он высморкался — еще и еще раз, чтобы на ладонях оказалось побольше крови, — и успел перекатиться на спину.
Ури возвышался над ним. Луи не видел ничего, кроме него.
Уловка сработала. Ури мог бы переломать Луи все кости, если бы захотел, но желание поиграть с добычей было слишком велико. Луи мысленно возблагодарил судьбу за тупость своего кузена.
Схватив Луи за плечи, Ури рывком поднял его на ноги.
Луи быстро поискал глазами то, что ему было нужно. Возможно, эта хитрость могла стать последней в его жизни. Он нашел то, что искал: едва заметную выпуклость на груди Ури, под рубашкой. Ножны кинжала.
Луи прижал обе руки к груди — как бы защищаясь и умоляя пощадить его. Конечно, это выглядело глупо перед лицом такого противника, но он просто-напросто придал своим рукам, перемазанным кровью и слизью, нужное положение.
Луи не раз видел, как убивает Ури. Самоанцу нравилось прикасаться к жертве и чувствовать, как обреченный на смерть корчится в конвульсиях. Он обожал запах страха.
Предсказуемый, как морская волна, Ури заключил Луи в сокрушительные объятия.
Он не слишком усердствовал. У Луи только сжались легкие и хрустнули ребра… хрустнули, но не сломались. Он мог выдержать такое давление секунд десять, пока не потеряет сознание или пока Ури не сломает ему позвоночник.
Но самым противным было то, что от Ури несло псиной. Он взмок от пота.
Луи для виду брыкнул ногами, надеясь, что это порадует туповатого кузена, а в это время его руки, ставшие еще более скользкими от пота Ури и нарастающего давления, двигались вверх по груди Ури, все выше и выше, и наконец Луи прикоснулся к кожаным ножнам, а потом — к рукоятке Салицерана.
Еще немножко…
Его пальцы обхватили рукоятку.
Ури замер на месте и вытаращил глаза.
Он понял, что совершил ошибку, но что он мог сделать теперь? Если он отпустит Луи, тот сразу же схватит отравленное лезвие.
И Ури поступил абсолютно предсказуемо: он сдавил Луи еще сильнее.
Позвоночник Луи хрустнул по всей длине. Но возросшее давление помогло ему: его руки скользнули вверх с такой быстротой, словно ими выстрелили из пушки.
Сжав рукоятку и выхватив клинок из ножен, Луи повернул его так, чтобы лезвие рассекло шелковую рубашку Ури, а зазубренный кончик уперся в шею кузена.
В том месте, где лезвие поранило кожу, появилась тонкая черная полоска, по обе стороны от которой грудь Ури покрылась волдырями. Яд расползался по кровеносным сосудам.
Ури вскрикнул.
Он разжал руки, и обессилевший Луи рухнул на пол. Ури схватился за горло.
Поцелуй Салицерана славился невыносимой болью.
Луи ухитрился удержать клинок. Он наконец смог сделать судорожный вдох. Черные точки, плясавшие перед его глазами, исчезли.
Кинжал был длиной от запястья до локтя. Во время первой Великой войны мощный меч сломался при ударе о нечто огромное и неподвижное. Теперь его обломки вращались меж звезд. Салицеран был
