Это прозвучало не слишком уверенно, и Фиона вопросительно посмотрела на брата.
— Я хочу сказать… — проговорил Элиот. — Понимаешь, все, что с нами происходит начиная с дня рождения, в итоге оказывается не таким, каким казалось на первый взгляд. Подарки, за которыми тянутся непредсказуемые последствия, новые родственники, которые, как я думал, будут нас любить и заботиться о нас, а они нас пытаются убить… в общем, всё.
Он потер руку и поморщился.
Красная полоса и синяки не исчезли. Инфекция? Яд? Ему следовало показаться врачу.
Элиот заметил озабоченный взгляд сестры и отвернулся, спрятав руку.
— Ничего страшного. Пустяки. Простая царапина.
— Нет, не простая, — прошептала Фиона.
Она замолчала. Брат словно бы что-то скрывал от нее — так же поступала и она, когда постоянно жевала конфеты.
Она перевела взгляд на скрипку. Скрипка выглядела нормально, и все же что-то в ней было особенное… огненный цвет деки и то, что Фиона почти слышала, как вибрируют струны, хотя никто к ним не прикасался.
Ей хотелось сказать Элиоту, что ему, быть может, стоит на время убрать скрипку подальше. Что слишком много хорошего — не самое лучшее.
Но он был так привязан к своей скрипке. Наверное, Фионе стоило поговорить об этом с кем-то еще. Может быть, с дядей Генри. А пока она будет наблюдать за рукой брата.
— Бабушка вернулась? — спросил Элиот.
Он явно хотел сменить тему, но Фиона не стала возражать.
— Думаю, нам придется пойти на работу, Эл, — покачала она головой.
— Пиццерия закрыта на неделю. Ремонт.
Новость была неожиданной, но приятной. Фиона могла позвонить Роберту. Может быть, ее жизнь войдет в нормальную колею — хотя бы на несколько часов.
— А ты собираешься встречаться с Джулией?
Элиот поморщился, и вид у него стал еще более несчастным.
— Она уехала, — прошептал он. — Ей пришлось уехать из Дель-Сомбры… и вряд ли она вернется.
— Ох.
Фиона не знала, радоваться или огорчаться. Джулии явно нравился Элиот. Но точно так же, как скрипка Элиота была не совсем обычной, так и в Джулии тоже чувствовалось что-то странное. Что-то такое, что никогда не нравилось Фионе.
Ей хотелось сказать брату: все будет хорошо. Он все переживет и забудет Джулию. В конце концов, мужества им обоим не занимать — ведь они выдержали все, что на них обрушила Лига.
Правда, не стоило забывать о том, чего им это стоило. Словно пешки, пересекшие шахматную доску, они изменились. А может, им суждено было навсегда остаться пешками Лиги?
Фиона так крепко сжала кулак, что костяшки пальцев побелели. Гнев быстро овладел ею. Она заставила себя сделать выдох и разжала пальцы.
В гостиной зазвонил телефон.
Фиона и Элиот вскочили.
— Наверное, это бабушка, — сказал Элиот.
— Видимо, Сенат принял решение, — взволнованно добавила Фиона.
Они бросились к двери. Элиот торопливо отпер замок, Фиона распахнула дверь, и они помчались по коридору. Каждый мечтал первым добежать до телефона.
Но трубку уже взяла Си.
— Алло? Доброе утро, мистер Фармингтон. Да, Фиона рядом. Это деловой звонок или личный?
Роберт сам позвонил ей?
Если он звонил по делу, значит, это было связано с решением Сената. Может быть, они решили, что Фиона и Элиот должны пройти еще одно испытание. Похоже, Роберту отвели роль того, кто всегда приносит дурные вести.
Если же звонок носил личный характер, то Си могла просто повесить трубку. Правило номер девяносто девять гласило: «Никаких личных звонков». Роберт ответил Си. Что именно — Фиона не поняла. Его голос был едва слышен.
Но Си рассмеялась и, немного покраснев (Фиона и не знала, что ее прабабушка еще способна краснеть), передала трубку Фионе.
Элиот переминался с ноги на ногу. Ему явно было интересно.
— Алло? — едва дыша, проговорила Фиона.
— Ты как там, малышка? — легко и непринужденно спросил Роберт.
Можно было подумать, что он загорает на пляже, потягивая что-нибудь прохладительное.
— У меня все хорошо. Что решил Сенат?
Ее вопрос словно бы немного смутил Роберта.
— Пока ничего… но появилось кое-что новое. — Его голос зазвучал не так расслабленно, в нем появилось волнение. — Мы могли бы встретиться?
От того, как он об этом спросил — без обиняков, настойчиво, — у Фионы по всему телу разлилось приятное тепло. Она отошла от Си и Элиота подальше, прижимая трубку к лицу.
— Наверное, да. А что случилось?
— Не телефонный разговор. Линия небезопасна.
Фиона не совсем поняла, что это означает, но решила, что Роберт знает, о чем говорит.
— Хорошо. Где? Когда?
— Через десять минут я подъеду к углу Мидуэй-авеню и Вайн-стрит. — Послышались щелчки и шорох, а потом — шепот: — Приходи одна, Фиона. Мне нужно поговорить только с тобой.
Жаркое волнение, испытанное Фионой несколько секунд назад, исчезло.
Она бросила взгляд на Си и Элиота. Они вопросительно смотрели на нее. Конечно, когда Роберт сказал, чтобы она пришла одна, он имел в виду: «Не приходи с Си и бабушкой». Не мог же он иметь в виду: «Приходи без Элиота»? Не свидание же он ей назначал?
Она не осмелилась уточнить. Не могла себе этого позволить, потому что рядом стояла Си и слышала каждое ее слово.
Фиона не знала, что думать. Роберт захотел с ней встретиться в то время, когда Сенат решал их с Элиотом судьбу. Как ни хотелось ей побыть с Робертом наедине, в сложившихся обстоятельствах это выглядело неподобающе. Кроме того, ей не хотелось расстраивать Элиота. Он и так пребывал в депрессии.
— Фиона? Ты еще здесь?
— Да. Я здесь. Буду через десять минут.
— Круто, малышка. Тогда — до встречи.
Роберт повесил трубку.
Фиона держала телефонную трубку в руке и смотрела на нее. С каких это пор Роберт начал называть ее «малышкой»? Это ей не понравилось.
— Ну? — не выдержал Элиот.
— Мы с тобой прогуляемся. Захвати рюкзак — на всякий случай.
Взгляд Элиота утратил любопытство. Он понял: им может грозить опасность и, возможно, ему придется снова сыграть на скрипке. На мгновение задумавшись, он кивнул и побежал в свою комнату.
— Прогуляетесь? — спросила Си. — Куда?
Фиона не ответила и направилась в кухню. Си заковыляла за ней.
— Может быть, приготовить вам чего-нибудь перекусить, милая?
Фиона подошла к холодильнику, выдвинула овощной ящик и взяла пакет спаржи. Поверх других пакетов лежала тонкая лиловая резинка.
Она вспомнила о том, как точно такой же резинкой рассекла пополам тело Миллхауса, как его руки разлетелись в разные стороны.
