— Я тебя понял. Ты боишься, как бы я не прыгнул выше головы. Тогда мне будет больно.
— Ты уже прыгнул выше головы, — прошептала Фиона.
По лицу Роберта пробежала тень. Он словно бы вспомнил что-то неприятное. Но в следующее мгновение он кивнул и вздохнул.
— Возможно, ты права.
Они повернулись к океану и стали молча рассматривать волны.
Что тут скажешь? Больше всего на свете Фионе хотелось, чтобы они с Робертом не расставались, но разве можно допустить, чтобы он пострадал или погиб из-за нее.
Все это было так несправедливо.
И похоже на шахматную партию с сотнями фигур. Тетушки, дядюшки, кузены и кузины… Фиона только начинала разбираться в правилах. Это было так волнующе, но при этом смущало и пугало. Она не могла подвергать Роберта такой опасности.
А как же Одри? Каково ее место на шахматной доске? Неужели она оберегала Фиону и Элиота только потому, что этого требовал долг? Или все же в ее сердце осталось хоть немного любви к ним?
Что же означало — быть богиней? Остаться совершенно одинокой? Лишить себя всех чувств?
Фиона попыталась что-нибудь ощутить.
Это было трудно, очень трудно с тех пор, как она отсекла от себя аппетит. После того как она съела кусочек Золотого яблока, стало немного легче, но все равно ей приходилось сосредотачиваться, чтобы ощутить теплое чувство к Роберту и верность брату. А что же она чувствовала, думая об Одри? Ощущение потери… и надежду на то, что между нею и матерью еще что-то может наладиться.
Все эти смутные чувства касались «хорошего» семейства — материнской стороны. Но как же быть с отцом — Луи и всеми остальными падшими ангелами?
Фиона опустилась на колени и порылась в сумке. Там лежала соломенная шляпа, купальники, видеокамера в водонепроницаемом футляре, «йо-йо», подаренное дядей Аароном. Наконец Фиона нащупала кожаный мешочек.
Она достала из него сапфир Вельзевула.
Камень уменьшился до размеров куриного яйца. Фиона сжала в пальцах кожаный шнурок, сапфир повис на нем и закачался над водой.
Он был прекрасен. Просто притягивал к себе взгляд. Фиона заглянула в его глубины. Сапфир имел сотни граней, но они были расположены неравномерно. Камень сверкал синевой мерцающего пламени, чистого неба, безбрежного океана.
Это была не просто бесценная драгоценность. Фиона хранила его как напоминание о семействе отца, которое по-прежнему сильно осложняло ее жизнь.
Как бы они поступили с Робертом, если бы узнали, что у них с Фионой роман? Его жизнь была бы в постоянной опасности.
— Что ты собираешься делать с этим камнем? — спросил Роберт.
— Я могу просто выбросить его в океан. — Фиона покачала сапфир на шнурке. — Пусть его проглотит какая-нибудь рыба — вместе со всем злом, какое кроется внутри его.
— Неплохая идея. — Роберт разглядывал сверкающий сапфир.
Как легко было бы бросить камень в воду… и забыть о Луи и его сородичах.
Но это означало бы забыть о части себя. Луи — ее отец. Половина крови, текущей в ее жилах, — его. Падшие ангелы тоже ее родня, как и бессмертные. Она не собиралась этого отрицать… но и радоваться этому тоже не намерена.
Она отпустила шнурок, ловким движением поймала сапфир и убрала в сумку.
— Не хочу об этом думать, — призналась она Роберту. — По крайней мере — не сегодня.
Дядя Аарон выбрался из гамака и вгляделся в горизонт.
— Скоро прибудет самолет, — сообщил он.
Фиона вздохнула. Ее каникулы закончились. Через два часа личный самолет дяди Генри приземлится на частной взлетно-посадочной полосе и умчит ее в реальный мир.
Она прижалась к Роберту.
Они вглядывались в горизонт. Небо покраснело, взошло солнце. Дельфины вынырнули рядом с яхтой.
— Мы еще успеем искупаться, — сказала Фиона.
Роберт быстро сбросил рубашку и прыгнул в воду. Фиона — за ним. Она, смеясь, обрызгала Роберта, и их губы слились в долгом поцелуе.
Одри, Элиот, бессмертные, инферналы, заговоры, интриги — все реалии большого мира… пусть они подождут.
Фионе казалось, что со стороны горизонта надвигается беда. И так хотелось, чтобы каникулы продлились еще немного.
78
Жизнь с ложью
Элиот поставил коробку поверх других коробок с книгами, открыл ее и увидел три тома руководства Готорна по растениеводству. Куда же он положил еще пять томов?
Комната в мотеле была забита коробками от пола до потолка. Они громоздились вдоль стен, стояли на комоде, на кровати, на тумбочках.
Элиот поправил очки, сползшие на нос. Он считал, что вряд ли когда-нибудь к ним привыкнет, но вынужден был согласиться с тем, что зрение у него действительно ухудшилось.
Он посмотрел на свое отражение в зеркале и вздохнул. Очки в тонкой металлической оправе делали его младше и заставляли выглядеть глупее, чем он мог вообразить. Его героическое путешествие завершилось.
В комнату шаркающей походкой вошла Си.
— Я закончила каталог по комнате номер шесть, — сообщила она, держа в дрожащих руках клипборд.
Элиот закрыл коробку.
— Это была последняя. Думаю, на сегодняшний вечер хватит.
— На вечер? — Си посмотрела в окно. — Уже почти утро, милый.
Элиот подошел к ней и выглянул в окно. Вдалеке, на востоке, чернели силуэты домов в центре калифорнийского города Аламеда. Он так увлекся работой, что не заметил, как прошла ночь.
Никто не отвлекал его. Си и Одри сняли все номера в небольшом придорожном мотеле. Именно сюда они решили свезти все, что уцелело после пожара.
Как только Си удалось все это сложить в коробки! Элиот прости диву давался. Было такое ощущение, что Си с Одри давно планировали этот переезд.
Все самые ценные книги были аккуратно внесены в каталог, обернуты в бумагу и разложены по коробкам, снабженным цветными ярлычками. Целых пять дней они с Си все это разгружали, систематизировали и раскладывали по двадцати номерам мотеля.
— Думаю, мы с тобой заслужили небольшой перерыв, — сказала Си и ласково погладила руку Элиота. — Прими душ, а потом мы позавтракаем в кафе.
Элиот кивнул. Одним из плюсов того, что их старый дом сгорел, было то, что здесь Сесилия не стряпала. В кафе по соседству с мотелем подавали яичницу, хрустящий жареный бекон и галлоны свежевыжатого апельсинового сока. Райское наслаждение.
Элиот отправился в свой номер, чтобы смыть с себя книжную пыль и запах плесени, но вдруг остановился.
Ему не понравилось, что Сесилия велела ему сделать это. С тех пор как его официально приняли в Лигу, ему не нравилось, когда кто-то ему что-то приказывал. Даже Си.
Конечно, такое ему никогда не нравилось, просто раньше он об этом не задумывался.
