И я понимаю, что повторение некогда поразившего явления реально и без видеозаписи. Я готов уже к тому, что ворота стадиона распахнутся и возникшая в ассоциациях толпа понесет меня по центральной аллее и очень скоро за голубыми перилами волнореза, в решетке вырубленного в сером бетоне трибун проема полыхнет зеленью газона футбольное поле…
Особый вкус тогдашнего футбола остро ощущался не одними гурманами – завсегдатаями стадиона, но всеми, кто оказывался во власти его, выражаясь по-современному, биополя.
Я уже говорил, как любил разминку – предыгру, чем-то напоминающую фон для титров нынешних кинофильмов, когда действующих лиц нам заявляют не в статичной нейтральности, а сразу же в среде сюжетного обитания, пусть и дана эта среда пока лишь в намеке…
Помню жадный интерес своих сверстников ко всему, что связано было с футбольным матчем: и к подробностям ритуала, и к одежде игроков – амуниции, как и инвентарю, далеко было до сегодняшней «фирмы», но форма смотрелась на игроке как-то индивидуальнее, чем нынче. И цвет футболок был всегда для нас существен – всегда создавал должное настроение. Я предвкушал, еще только приближаясь в толпе к ограде «Динамо», как выйдут сейчас в красных майках наши – и рисунок движения на поле обретет волевую энергию, памятную мне до сих пор. Игра еще не началась, но и в самой расстановке футболистов ЦДКА – характерный профиль. И газон обретает экранную емкость, объем, широкоформатность – я обороняю наивность своих восторгов от скепсиса недоверия понятиями, вошедшими в обиход много позже, а тогда футбол не нуждался ни в каких оправданиях, обоснованиях, всеобъемлющая зрелищность его не оставляла сомнений.
Динамовский стадион, как эпицентр большого футбола, проецировался на каждый двор.
Дворы никого и ничего не копировали.
Они существовали ежедневно как бы в свете луча, мощно исходящего из овала «Динамо».
Мы не подражали – мы перевоплощались.
Я опускаю с немалым сожалением воспоминания о дворовом футболе. Соблазн очень, очень силен, но в работах литераторов моего поколения – у Анатолия Макарова в «Футболе в старые времена» – рассказано о нем талантливо и щедро. И нет сейчас нужды что-либо к тому приплюсовывать, неизбежно повторяя уже отраженное, тем более что это и не в жанре затеянной мной книги, обращенной к большому спорту и знаменитым спортсменам, а моя роль – лишь служебная, связующая, пояснительная.
Не вижу здесь и повода для публицистического отступления. Хотя совершенно согласен с теми, кто огорчен совершенным исчезновением в сегодняшней Москве и других больших городах дворового футбола. К мнению специалистов, считающих, что двор, самый обыкновенный двор, как ничто другое, способствует рождению и становлению нестандартной, непредсказуемой игровой индивидуальности, когда все неудобства площадки, помехи и препятствия, естественно громоздящиеся на пути рвущихся в игру, разношерстность и возрастная «безразмерность» в партнерстве и соперничестве, самодеятельность в организации, часто вопреки принятому и разрешенному старшими, когда все кажущиеся несоответствия и неблагоприятствования как раз и воспитывают в мальчишке жизнестойкость, самостоятельность, настойчивость– качества, без которых трудно стать большим спортсменом, к выводам специалистов я бы еще добавил, что не знаю лучшей, чем двор, модели обстоятельств, в которых характер или утверждает себя или наоборот, амортизируется инерцией.
…Сказал о перевоплощении, связанном с проекцией стадиона на мое детство, – и вспомнилась забавная подробность.
И сейчас, как я замечаю, с азартом и удовольствием играют в настольный футбол, в настольный хоккей. Я и сам несколько раз в них играл и с детьми, и со взрослыми.
Но ничего общего и похожего с игрой в пуговицы, чем так увлекались мы в самом начале пятидесятых годов, конечно же, не почувствовал.
Родителей эта игра сердила, по-моему, гораздо больше, чем самый разрушительный для обуви футбол во дворе. Там-то хоть все ясно и какая-никакая польза – не для головы, так для ног. А тут что? И зачем? В самой безобидности чудилась непонятная опасность.
Эту игру я смело бы назвал игрой воображения. Но воображения, привязанного к реальности очень крепко.
Мы разыгрывали, воспроизводили – ничего, однако, не инсценируя – тот именно футбол, что происходил на «Динамо». Известная условность правил – пуговица имела право на три хода – не могла стать препятствием на пути к полному правдоподобию. Расчерченная под разметку настоящего поля доска стола. Ворота с марлевыми сетками. Мы даже отчеты писали об играх, придерживаясь манеры, принятой в тогдашнем «Советском спорте», – после фамилии в скобках писали номер, под которым выходил игрок на поле (номер в те времена кодировал амплуа, допустим: «девятка» – центральный нападающий, «семерка» – правый край нападения; игроки были как традиционные маски итальянского театра: Пьеро, Арлекин…).
Ну в какое, скажите, сравнение может идти покупной, фабричный настольный хоккей или футбол, где фигурки игроков друг от друга отличимы лишь степенью неисправности?
А пуговицы надо ведь еще найти, выпросить и потом подобрать в команду – чем не селекция?
Интересно, что большинство из тех, с кем играл я в пуговицы, стали журналистами, правда, не спортивными. Поэтому я их не называю – они заведуют теперь отделами в солидных изданиях, члены редакционных коллегий.
У одного из теперешних заведующих, болельщика московского «Динамо», в команде была плоская, желтая пиджачная пуговица. Она называлась «Бесков».
И как же удивительно соответствовала она своему имени!
Она действительно на полном, как говорят артисты, серьезе являла в миниатюре образ выдающегося, популярнейшего динамовского форварда – передавала его меткость, элегантность лучше любого из написанных о Бескове очерков.
Однажды я играл этим комплектом пуговиц, изображая «Торпедо», – и, по идее, желтой пуговице предстояло стать Александром Пономаревым. И ничего не получилось – стилевое расхождение сразу же стало очевидным для всех нас. Позже у нас появился «Пономарев», приближавшийся по «индивидуальности» к оригиналу. Да и всем знаменитым игрокам мы в итоге нашли достойных дублеров- исполнителей.
Но «Бесков» оставался вне конкуренции по соответствию, по верности натуре. Да и вообще лучшей, «талантливейшей» к настольному футболу из всех пуговиц, которых я видел. Играющий ею, как нам
